— Сколько еще нам охранять этого Ферриса?
— Пока Император Смит не даст нам отбой.
— Даст тебе отбои. Я здесь всего лишь скучающий поклонник. Я обещал Ма Ли вернуться через неделю, а неделя скоро пройдет.
Мастер Синанджу пожал плечами, словно Ма Ли не имела к нему никакого отношения.
— Тогда уезжай, я тебя не держу.
— Я же сказал, что не уеду без тебя.
— В таком случае я посоветовал бы тебе найти работу. Лично у меня работа есть, так что как минимум весь следующий год я буду находиться на службе.
— Полагаю, нам следует обсудить это со Смитом.
— Нечего тут обсуждать. У меня контракт.
— А я все пытаюсь разобраться в случившемся. Почему ты ушел из Синанджу ночью? И даже не попрощался? Ответь мне, папочка.
— Я спешил.
— Откуда такая спешка?
— Боялся опоздать на свой рейс.
— Какой рейс? Ты угнал самолет, чтобы перелететь через Тихий океан.
— Я не хотел лишать Императора Смита ни единого часа службы, которую ему задолжал. Что, если бы в отсутствие Мастера Синанджу на него было совершено покушение? Тогда мне пришлось бы искать нового императора. — Чиун покачал седой головой. — Нет, я слишком стар, чтобы искать нового императора. Стар и никому не нужен.
— Что ты хочешь сказать этим “никому не нужен”?
— Не нужен односельчанам, не нужен тебе. Римо вскочил на ноги.
— Это ложь! Разве был бы я здесь, если бы не хотел, чтобы ты вернулся?
— Чувство вины заставляет людей совершать странные поступки. Я тебе не нужен. Тебе нужна Ма Ли.
— Кажется, я собирался жениться на Ма Ли с твоего благословения. Ты всегда мечтал, чтобы я женился на корейской девушке. Для тебя это было навязчивой идеей.
— Ма Ли забыла тебя, — заявил Чиун.
— С чего ты взял? — возмутился Римо, хмуря брови. — Как ты можешь такое говорить?!
— Она написала тебе?
— Так ведь прошло всего несколько дней. К тому же она не знает адреса. Как же она может мне написать?
— Порядочная невеста стала бы писать письма день и ночь и слать их по городам и весям, пока они бы тебя не нашли. Должно быть, она просто тратит твое золото налево и направо — даже сейчас, пока мы разговариваем с тобой.
— Отлично. Тогда поедем и остановим ее.
— Вот ты и поезжай. А я должен сторожить Ферриса.
— Мы же разделались с ребятами, которые охотились за ним. Так от кого мы теперь его охраняем — от нежелательных звонков его мамочки?
— Римо, не кричи, это неприлично. Мы никогда так не препирались в более счастливые дни!
— В более счастливые дни мы только и делали, что препирались.
— Но все же не так, — продолжал настаивать Чиун, в глубине души довольный, что Римо признал те дни действительно счастливыми.
— Да, ты прав, не так. Тогда ты постоянно меня пилил за то, что я отказывался ехать с тобой в Синанджу, а я настаивал, чтобы мы остались в Америке. Но теперь тебе удалось сделать все наоборот. Во всем виноват только ты, Чиун, только ты.
— Ты начинаешь напоминать мне Ферриса, — фыркнул Чиун.
— Это хорошо или плохо? Он, похоже, тебе понравился, хоть он и белый.
— Белые не так уж и плохи. Мне вообще начинают нравиться белые, особенно некоторые из них. Белые умеют ценить талант. В Америке я чувствую, что меня ценят.
— Папочка, в Синанджу тебя тоже ценят. Например, я. И Ма Ли. Она просто тебя боготворит.
— Тогда почему же вы позволили мне уйти среди ночи всего с тремя кимоно и одной парой сандалий?
— Потому что мы не знали, что ты собираешься так внезапно исчезнуть.
— А следовало бы знать. Вы должны были распознать кое-какие знаки — они были разбросаны повсюду.
— Здесь тоже повсюду знаки, — сказал Римо, с отвращением выглядывая из окна.
Внизу лежал город Балтимор, мешанина из старинных зданий и современных небоскребов. Все это совершенно не сочеталось, создавая дисгармонию. На улицах было нечем дышать от выхлопных газов — Римо чувствовал это даже через двойные рамы.
Когда-то Америка была его родиной, но теперь здесь он ощущал себя чужаком. Хотя в Синанджу он прожил не настолько долго, чтобы ее полюбить, но там жили два человека — единственные, кого он любил на всем свете. Вполне достаточно для начала. По крайней мере, в Синанджу выпадал чистый дождь, а грязь была только на земле, где ей и место. Если ввести кое-какие усовершенствования, то Синанджу можно было превратить в настоящий рай для него самого, Ма Ли и Чиуна. Если только удастся убедить Мастера Синанджу.
— О чем это ты задумался? — поинтересовался Чиун.
Часы протикали несколько минут, прежде чем Римо повернулся к Чиуну. Голос его звучал твердо, в глазах светилась решимость.
— Я больше не американец, — произнес он.
— Ну и что?
— С твоей стороны нечестно так со мной поступать. Я делал все, что ты хотел: тренировался, учился и, в конце концов, согласился на твое главное желание: поселился в Синанджу. И вот теперь ты так со мной поступаешь!
— Как это я с тобой поступаю? — наивным тоном спросил Чиун.
— Выбиваешь почву у меня из-под ног.
— Ты стоишь на линолеуме, — заметил Чиун.
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, черт побери! — Римо сорвался на крик. На глазах у него выступили слезы — слезы отчаяния. — Я теперь в большей степени кореец, чем белый! — воскликнул он.
— Ты больше житель Синанджу, чем белый, а вовсе никакой не кореец!
— Ты забыл. Ма Ли рассказала мне историю о Коджине и Коджоне, двух близнецах, ставших Мастерами Синанджу. Мать воспитывала одного из них в тайне от отца, чтобы тот не знал, что у него близнецы, и не утопил бы одного из сыновей в море. Оба изучили искусство Синанджу, но Коджон отправился посмотреть мир, и больше его не видели. Ты же сам всегда говорил, что во мне течет корейская кровь, а я это отрицал. Но теперь я признаю это. Коджон был моим прапрапрадедушкой или кем-то в этом роде, вот почему я освоил Синанджу, хотя я и белый.
— С таким учителем, как я, любой бы освоил!
— Прекрати! Ты прекрасно знаешь, что это не так! Мы с тобой одной крови. Ты отыскал меня и вернул в родную стихию. Тебе пришлось выдержать долгую и трудную борьбу, я сопротивлялся, но наконец я попал туда, где мое место.
— В Америку.
— Нет, черт подери, в Синанджу! Я — часть Синанджу, я один из ее жителей. Почему же ты хочешь теперь все перевернуть? Почему ты хочешь снова изменить меня?
— Ма Ли рассказала эту историю не совсем точно, — раздраженно произнес Чиун. — Никакой ты не потомок Коджона. Потомок Коджона ни за что не стал бы разговаривать со мной в таком тоне.
— Ты едешь в Синанджу или нет? Это твой последний шанс. Отвечай!
— Нет. Я дал слово Смиту, а оно, как тебе известно, непоколебимо.
