Лан отвернулась.
— Я не виновата.
— Война кончилась?
— Да.
— Ты абсолютно уверена?
— Да, — повторила Лан, исподлобья взглянув на Римо.
— Я посмотрел на свое отражение в воде. Я стал старше.
— Конечно.
— Но ненамного старше. Не на двадцать лет.
Лан промолчала.
— Я не мог скитаться в джунглях двадцать лет и при этом не состариться и не попасть в плен.
— Ты приехал в воспитательный лагерь. Я не знаю, откуда ты приехал. Ты спас Лан. И спас друзей Лан. Друзья очень благодарны. Ты бросил нас, но Лан не хотела бросать тебя. Ты нравишься Лан. Лан вернулась в автобус. Ты уехал. Потом автобус наехал на мину. Ты проснулся. Лан проснулась. Остальное ты знаешь. Теперь Лан будет часовым?
— Потом, — ответил Римо. — Слушай, а знаешь, кажется, я тебе верю. Но есть что-то такое, чего я объяснить не могу. У меня есть только одно объяснение.
Лан откинула назад свои длинные черные волосы.
— Какое?
— Когда автобус наехал на мину, его раскорежило взрывом?
— Да. Он развалился на две части.
— И тебе не кажется странным, что мы оба выжили? Машину всю прошило стальными шариками.
Лан пожала плечами.
— Ты впереди. Лан пряталась сзади. Автобус наехал на мину. Сломался посередине. Не странно. Повезло.
— А что, если мы только думаем, что мы живы?
Лан непонимающе воззрилась на Римо.
— Что, если мы оба умерли? — предположил Римо.
— Нет! — закричала Лан и вскочила на ноги. Ее лицо просто перекосилось от гнева. — Лан не умерла! Нет! Ты мертвый, может быть. Но не Лан? — В страхе девушка попятилась от Римо.
— Слушай. — Римо тоже встал. — Мне тоже не хочется в это верить, но все сходится. И тогда можно даже объяснить появление Капитана-Невидимки. Мы — просто призраки войны. Мы умерли, но продолжаем воевать.
— Нет, это не так!
— Ты же сама это первая сказала, помнишь? Может быть, я призрак. Я не помню ничего, кроме войны. Меня, наверное, убило, когда взорвался автобус.
— Нет. Лан не убили на войне. Лан родилась на войне. Выросла потом. Мама учительница. Ее забрали, Лан была маленькая. Лан жила на улице. Потом Лан забрали в воспитательный лагерь. Лан не погибла на войне. Лан не умерла!
Лан разрыдалась. Она упала на колени и ткнулась лицом в прохладную траву.
— Лан не умерла! — повторила она.
Римо присел на корточки рядом с девушкой и откинул с ее лица длинные черные волосы.
— Может быть, ты права, — тихо сказал он. — Но я ничего не понимаю.
— Римо слишком много думает. Надо, как Лан. Не думать. Чувствовать. Чувствовать сердцем.
— Да? И что же ты чувствуешь?
Лан поджала под себя ноги и села.
— Лан чувствует — грустно. Чувствует боль. Лан думает, это любовь.
— Ко мне?
— Когда Лан была маленькая, мама рассказывала об американском отце. Его звали Боб. Боб когда- нибудь вернется, говорила мама. Вернется и возьмет нас в Америку. Но Боб не вернулся, американцы не вернулись. Потом мама сказала, Боб погиб. Лан не поверила. Плохие дела случились с Лан. Потом ты пришел. Ты понравился Лан, потому что ты американец. А теперь ты нравишься Лан, потому что ты Римо.
— Ты мне тоже нравишься. Но ты ведь совсем ребенок. — Римо замялся. — Смешно.
— Лан не смешная.
— Нет, не в этом дело. Последнее, что я помню, это то, что мне девятнадцать лет. Тебе на вид примерно столько же. Но я о тебе думаю как о ребенке, значит, где-то глубоко в душе я понимаю, что старше тебя.
— Не понимаю.
— Я тоже. А что мне пытался сказать этот старик? Он знал, как меня зовут. Он сказал, что он мой отец. Я никогда не знал своего отца, но он точно не мог быть вьетнамцем — или кто там был этот старик?
— Он очень сильный, — заметила Лан.
— Да, но и я тоже сильный. — Римо взглянул на свой кулак. — Я убил двоих человек ударом кулака. И я не помню, чтобы когда-нибудь был таким сильным.
— Лан устала думать.
Римо неожиданно улыбнулся:
— Я тоже.
Лан застенчиво улыбнулась и прикоснулась к руке Римо.
— Лан нравится Римо? — негромко спросила она.
— Да, конечно, еще как нравишься.
— Полюби Лан сейчас.
— Что?
— Люби. Полюби Лан сейчас.
— Не знаю. Мы с тобой еще так плохо друг друга знаем. Но ты мне нравишься, это точно.
— Тогда полюби Лан. Давай трах-трах.
— А-а, вот оно что! — наконец понял Римо.
— О’кей?
Лан стянула с себя рубашку. При свете луны кожа ее казалась совсем бледной. У нее были маленькие, но очень крепкие груди. Девушка обняла Римо за шею и притянула его к земле. Ее маленький ротик с жадностью впился в его губы.
Когда они на мгновение разъединились, Римо прошептал:
— Это было здорово. — И обнял ее за талию.
— Может, если Римо будет трах-трах, он поймет, что он жив. Не умер. Не призрак. Может быть, мы оба поймем, что живы.
— Что ж, стоит попробовать, — согласился Римо и вместе с девушкой повалился на прохладную траву.
Сидя в развилке ветвей большого дерева неподалеку, Мастер Синанджу не сдержал своего отвращения, отвернулся и стал смотреть туда, откуда скоро должно было появиться солнце. Забыв о том, кто он и что собой представляет, Римо вернулся во власть самых низменных инстинктов.
Когда долетающие до чувствительных ушей Чиуна звуки сказали ему, что Римо и в самом деле получает удовольствие, а значит, не использует должным образом технику любви, разработанную Домом Синанджу, Чиун окончательно убедился в том, что Римо забыл все, чему его обучили. Он занимался сексом ради удовольствия, а не во имя исполнения долга! Чиун закрыл уши ладонями, чтобы не слышать звуков, издаваемых двумя совокупляющимися существами.
Глава 18
Римо проснулся первым. Пробуждение было внезапным — его словно что-то подтолкнуло. Римо приподнялся и прислушался.
Лан лежала рядом, прижавшись к нему. Римо накинул рубашку на ее обнаженные плечи. Губы девушки дрогнули, будто она пыталась что-то сказать. Римо наклонился к ней. Она что-то невнятно бормотала —
