Но где же она все-таки находится? В ее затуманенном мозгу не сохранилось воспоминаний о том, как она здесь очутилась. Где-то далеко-далеко Скуирелли слышала какие-то звуки духового оркестра, который играл какой-то марш, как ей показалось. Где-то очень далеко.
Актриса мысленно отметила, что музыку необходимо будет заменить партитурой Джона Уильямса[38]. Если, конечно, она состряпает из всего этого мюзикл. В таком случае можно будет попытаться написать музыку самой. Кто может возразить против этого? В конце концов она ведь бунджи-лама!
За закрытой деревянной дверью послышались чьи-то шаги. Опасаясь, как бы к ней опять не заявился этот напоминающий сушеную рыбу тибетец, который, похоже, страсть как любит подглядывать, Скуирелли прикрыла одеждой свои скрещенные ноги.
– Бунджи! Бунджи! – позвал Кула. Огромный монгол в своих мохеровых, как бы вывернутых наизнанку штанах распахнул дверь.
Увидев Скуирелли, он остановился, и тревожное выражение исчезло с его лица.
Опустившись на четвереньки, он стал биться лбом об пол.
– Какое великое событие! – едва не прослезился он.
– О чем ты говоришь? – спросила Скуирелли.
– Ты взошла на Львиный трон!
– На Львиный трон?! Где он?
– Под твоим драгоценным задом, о бунджи.
Скуирелли подпрыгнула.
– Это Львиный трон? В самом деле? Ты, наверное, шутишь. Конечно же, шутишь.
– Я не шучу, бунджи. Настал час, которого так долго ждал весь Тибет.
Актриса опустилась на позолоченное кресло.
– Вот это да! Львиный трон. Я сижу на Львином троне. Какой замечательный момент! Я чувствую, как все мое существо вибрирует на какой-то высокой космической частоте. Что мне следует объявить в своем первом указе? Неужели этот момент так и останется незапечатленным?
– О Покровительница! Преврати этих китайцев, которые ломятся в ворота Поталы, в овечьи орешки.
– Каких еще китайцев?
– Нас предали, бунджи!
– Предали?
– Вонючий настоятель, предоставивший нам убежище, выдал нас этим проклятым китайцам.
– Это карма! – вскричала Скуирелли, соскакивая с кресла.
Кула тоже поднялся.
– Чем мы заслужили такую плохую карму?
– Нет-нет, это хорошая карма. Прекрасная! Просто замечательная!
– Что же тут замечательного?
Скуирелли широко раскинула руки, как бы вызывая к жизни живописную сцену.
– Это конец второго действия. Нет, погоди, начало третьего. Бунджи-лама пробуждается и, не отдавая себе отчета, усаживается на Львиный трон. И в этот момент полного, казалось бы, торжества ее предает один из подданных, который обожает подглядывать и сует свой нос не в свои дела. Но тут врывается ее верный слуга-монгол – это ты – с дурными новостями.
– Вы же сказали, что это хорошая карма, – удивился Кула.
Скуирелли принялась мерить комнату шагами.
– В реальной жизни это скверные новости, но в кино это потрясающий поворот сюжета. Не прерывай свою бунджи. На чем я остановилась? О, да. Теперь бунджи знает, что должна схватить яка за рога и, несмотря ни на что, победить. – Актриса хлопнула в ладоши. – Публика проглотит эту сцену с радостью, как попкорн!
Кула посмотрел на дверь.
– Зачем ты говоришь все это, бунджи, в то время как наши жизни в опасности?
– Этого требует сюжет. Надо предусмотреть такие острые моменты в сценарии.
Кула смотрел на нее непонимающим взглядом.
Чикейн продолжала расхаживать из угла в угол.
– О'кей, теперь мне следует повернуть ход событий. Но как это сделать? Как?
Снаружи послышался сильный грохот.
Скуирелли остановилась.
– Что это?
– Враги веры взломали ворота, – ответил Кула.
