Он не изменился со времени последней встречи. Призракам незачем меняться. Пожалуй, только выражение глаз…
Джон поставил пистолет на предохранитель, сунул его за пояс и подошел к Изабелле.
— Рана легкая, так, царапина, — сразу сказала она. — Я просто испугалась. Никогда такого не видела, вот и… вот и испугалась…
Слезы вдруг брызнули из глаз, рыдания сотрясли девушку, и Джон крепко прижал ее к груди, гладя по волосам:
— Спокойно, спокойно, солнышко, все уже кончилось. Все уже позади.
— Да, — всхлипнула она и вновь залилась слезами.
— Кончилось, — криво усмехнулся Пин, подходя к ним уже в своем естественном обличье. — К счастью, кончилось не печально, как могло бы. Нам крупно повезло.
Он усердно крутил головой, шея отчетливо хрустела, но звук был не костяной, а какой-то древесный, точно перестук сучьев.
— Принеси ей воды, — сказал Джон, указывая глазами на Изабеллу.
— Я тебе что, прислуга, что ли? Кто бы мне принес напиться.
— Ну не ворчи, дружище, ты же видишь…
— «Дружище», — не унимался Пин, — С такими друзьями и врагов не надо…
Тем не менее, нарочито массируя шею, кряхтя и вздыхая, он направился на кухню.
— Да, там где-нибудь должна быть и аптечка, — сказал ему вслед Джон. — Принеси, если не трудно.
Пин только фыркнул.
— Сядь-ка сюда, Изабелла. Царапина царапиной, а осмотреть надо.
Девушка уже успела справиться со слезами.
— Да, сейчас… Ты сказал — вроде лука, а оно как…
— Тише, тише. Все кончилось.
— Да. — Она провела рукой по мокрому лицу и посмотрела на эльфа.
Аннагаир неподвижно стоял над Истер, которая, глубоко дыша, гладила Джока по уцелевшей части лица. Глаза ведьмы были закрыты, губы не дрожали, но шевелились, беззвучно что-то шепча. Джон вспомнил, что похожее лицо у нее было, когда их схватили орки. Длинный Лук в тот момент тоже был мертв, но Истер уже знала, как вернуть его к жизни, больше того, она уже сделала все необходимое. А теперь?
— Здесь кому-нибудь еще нужна вода? — спросил Пин. В одной руке он держал стакан, в другой — аптечку. — Ну что вы смотрите? Это уже нас не касается. Мы живы, Меч остается на месте, что вам нужно еще?
— Но ведь история так и не закончилась? — возразил Джон. — Что-то будет и дальше?
— Предоставь это Аннагаиру, мой смертный друг. А сам позаботься о ране Изабеллы.
Джон вздохнул, повернулся к девушке и разорвал платье у нее на боку. Пин открыл аптечку и сам сунулся с марлей:
— Давай помогу.
Истер подняла взгляд на эльфа и произнесла:
— Ты позволил убить его.
— Да.
— Ты тоже умеешь играть нечестно.
— Возможно. Хотя губить человеческую душу несбыточными мечтами — еще более нечестная игра. Во многих ли жизнях он был порядочным человеком?
— Ты ничего не понимаешь. Уйди. Я должна захватить его душу и сохранить ее. Ребенка нет, но бывают и другие способы…
— Оставь его душу в покое. Ты ведь жалеешь о потраченных веках. Отпусти его, и пойдем со мной. Не так уж важно, Коринна ты или Истер. Если хочешь, я не буду упоминать ее имени. Но признай: старая история завершилась, тебе нечего делать на земле. Идем, я покажу тебе иные миры. Я расплатился со всеми долгами и отныне свободен — и снова выбираю тебя. Идем, Истер.
— Но Джок… Он не заслужил такой смерти.
— Он не заслужил всех своих смертей, не обрекай его на новые.
Ведьма не ответила, и Аннагаир приблизился к людям и Пину:
— Уходите и ни о чем не сожалейте. Мне безразлично это, а все же… не поминайте нас лихом. И спасибо вам.
Он вернулся к Истер и присел рядом, укутав ее плащом. Точно серая глыба выросла над последним телом Джока по прозвищу Длинный Лук.
О швейцаре позаботился Пин. Не слишком стесняя себя в выражениях, выставил его из машины, как только они оказались за городом, и велел идти прямо, не оборачиваясь. Шатающаяся фигура растворилась в воздухе шагов через десять.
— Ну вот, и никаких волнений, — сказал Пин, захлопывая дверцу автомобиля.
— Что ты с ним сделал? — спросила Изабелла.
— Ничего страшного. Покружится часок по лесу и набредет на ферму с добрыми людьми.
— Так, значит, ты остался на земле по просьбе Аннагаира, чтобы следить за Истер? — прервал воцарившееся было молчание граф.
Пин, развалившийся на заднем сиденье, приподнял голову.
— Не спрашивай меня ни о чем, ладно, Джон? Волшебным существам не нужно задавать вопросов. Финн был моим другом, — добавил он, помолчав. — Он многому научил меня, и все-таки смертные никогда не были мне особенно близки. Конечно, если после Финна я и могу кого-то назвать своими друзьями, так это тебя с Изабеллой. Ну еще Гарри и, пожалуй, все-таки Бена, но это уже в прошлом. Может статься, мы никогда больше не увидимся, но я не хочу ни на миг терять нашу дружбу, какой бы странной она ни была.
— Хорошо, Пин, никаких вопросов.
— Останови машину здесь, — сказал Пин, выглядывая в окно. — Я выйду.
Впереди уже виднелись поля на земле Рэдхэндов, а дорогу обступали заросли.
— До свидания, Пин, — сказала Изабелла.
Ответа не последовало. Дверца машины открылась и осталась в таком положении — лесовик растворился. В салон машины задувал свежий ветерок, шевеля каштановые волосы Изабеллы; слышалось пение птиц.
— Поехали домой, — сказала девушка.
Джон ободряюще улыбнулся и, перегнувшись через спинку сиденья, захлопнул дверцу. Через десять минут они уже вернулись в Рэдхэндхолл.
ЭПИЛОГ
Вечные сумерки Врат не знали времени. Поэтому ничтожный срок ожидания ничем не отличался от вечности. Страж снова и снова заставлял себя забыться, и снова и снова ему это не удавалось.
Но вот он почувствовал чье-то приближение. Врата, сотворенные Аннагаиром, были, в сущности, лишь образом истинных Врат, для которых не важны земное время и пространство, так что изредка к ним приближался кто-нибудь — дух или пытливый ум дерзкого смертного. Если их цель лежала поблизости от Закатного мира, Страж мог их встретить в сумерках. Эти встречи были разными и по-разному же заканчивались. Они были единственным развлечением Стража.
Он принял нужный облик и замер в ожидании.
И вдруг понял, что эта новая встреча будет отличаться от всех остальных бесконечно больше, чем те друг от друга.
Ведь пришел тот, кого Страж перестал ждать с самого начала.
— Вот мы и встретились, Клаш.
— Встретились, Аннагаир.
За плечами эльфа висел большой сверток, на голове сияла Корона, а на пальце блестело Кольцо. В руках он держал Цепенящее Жало. Клинок был обнажен, но Клаш не испытывал страха — с ним уже не
