– Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться…
Ученики, последовавшие за Иисусом, потребовали объяснений.
– Я просто посоветовал налить воды в кувшины, которые, по их мнению, были пустыми, – ответил Иисус.
На следующий день вся Кана только и говорила о происшедшем накануне, все с большей уверенностью называя это чудом. Через три дня после этого события раввин Перес лишился сна, а раввин Исаак стал задумываться над тем, что за тревога гложет его сыновей.
– Галилея завоевана! – радостно воскликнул Симон.
– Но ведь ты всего лишь добавил чистой воды в гущу? – уточнил Нафанаил.
– А что делает Иоканаан, стоя в Иордане? – парировал Иисус. – Он льет воду в осадок душ.
И вновь мул был нагружен подарками, а Иисус и его спутники отправились дальше, на север. Казалось, воздух становился горячее от борьбы, которую вели вдоль дороги, пытаясь вытеснить друг друга, тимьян и белый вереск. Филипп и Фома погрузились каждый в свои мысли. Впереди процессии шли Андрей и Симон. Нафанаил распевал песни. Иисус улыбался, вспоминая о шутке, которую он сыграл с раввином. Таких прохвостов можно одолеть, взяв себе в помощники их страх и алчность. Иисус сделал ставку на страх. Надо будет почаще использовать это чувство.
Глава VII
Разговор в трактире
Иисус и его спутники вошли в Капернаум, опьяненные успехом, но их не оставляли и тревожные предчувствия. Дорога, открывавшаяся перед Иисусом и пятью его последователями, казалось, становилась все шире. Препятствия исчезали сами собой. Будто дым, рассеивались недоверие, враждебность раввинов и их приспешников, сомнения в миссии Иисуса. На всем пути на север Иисуса встречали так, словно давно ждали. Создавалось впечатление, что никто не сомневался в неизбежности конца света, который, по словам Иоканаана, предвещало появление Мессии. Но как долго будет длиться всеобщая эйфория? Падет ли к их ногам Иерусалим, словно спелая фига?
Иисус, уставший от дороги и толпы, уединился на ночь, выпив кислого молока и съев немного салата. Мария, последовавшая за сыном и его спутниками, поскольку у нее, в сущности, не было родного очага, замочила белье в воде, куда добавила немного древесной золы, а утром выстирала его. Ей помогала жена трактирщика. Женщины были знакомы давно, и их бесконечный разговор тянулся в ночи, словно фриз по стене. Симон, Андрей, Фома, Филипп и Нафанаил не расходились после ужина и сидели, допивая вина Спать им совершенно не хотелось. Они впервые оказались одни, без Иисуса, и теперь испытывали совершенно новые, неведомые прежде ощущения.
– Эта история в Кане, – заговорил Филипп, словно думал вслух.
Его спутники сразу же насторожились, ведь все они то и дело мысленно возвращались к тому, что Филипп несколько бесцеремонно назвал «этой историей в Кане».
– Да, похоже, она помогла ему упрочить свой авторитет сильнее, чем все предыдущие чудеса. Ведь, если вы обратили внимание, обитатели Каны только о ней и говорили!
– Почему ты назвал происшедшее «историей»? – строго спросил Фома.
– Я хочу сказать… – пролепетал Филипп. А затем, взяв себя в руки, добавил: – Но это же чудо, не правда ли?
– А что такое чудо? – откликнулся Нафанаил. – Все зависит от точки зрения того, кто при этом присутствует. Полагаю, для всемогущего Господа либо все является чудом, либо ничто не является таковым, поскольку все возникло по Его воле.
– В конце концов, – продолжал настаивать Филипп, – Иисус нам все рассказал. Он всего лишь смешал с водой загустевшее греческое вино.
– А вот у тебя ничего бы не получилось, – заявил Андрей. – Это действительно чудесно! И поэтому я называю происшедшее чудом.
– Господь здесь совершенно ни при чем, – не согласился Филипп.
– Как ты можешь об этом знать? Ты сам говорил, что без Его воли ничто не может свершиться. Здесь виден промысел Божий, поскольку это свершилось тогда, когда и должно было свершиться.
– Конечно, – сказал Нафанаил. – Это могло бы быть чудом, поскольку свершилось тогда, когда возникла необходимость в чуде. Но я не уверен, что соглашусь с подобным определением чуда.
– Никто не заставляет вас обоих верить в чудо, – вмешался Симон. – Если вы не верите, что Иисус – Мессия и что он творит чудеса, вы всегда можете подать жалобу первосвященнику в Иерусалиме.
– Давайте прекратим этот спор, – пошел на уступки Филипп.
– Давайте, ведь мы же не греческие философы! – подхватил Симон.
– Осталось выяснить, – заговорил Фома, – все ли воспримут Иисуса как Мессию, и договориться, что мы будем отвечать, если нас спросят, действительно ли он Мессия.
Симон побагровел от гнева.
– Что ты этим хочешь сказать? – спросил он, задыхаясь от возмущения. – Неужели ты намекаешь на то, будто тебе неизвестно, кто такой Мессия? Или что люди не знают, кто он такой?
– Полно, – осадил его Фома. – Напоминаю тебе, что ты не наш предводитель и поэтому я предпочел бы, чтобы ты говорил более любезным тоном. Однако, Симон, скажу тебе честно и откровенно: я готов поспорить с тобой, что ты не найдешь в Книгах ни одного четкого и недвусмысленного определения Мессии! – И добавил тоном, не терпящим возражений: – А ведь я очень внимательно читал Книги!
– Мессия… – начал объяснять, еще сильнее побагровев, Симон. И вдруг он взорвался: – Да ты, Фома, издеваешься надо мной! Все знают, кто такой Мессия, поскольку все ждут его прихода!
– Брат мой, – с тяжелым вздохом начал Фома, – слово «Мессия» означает «тот, кто получил помазание», а это, в свою очередь, означает, что им может быть первосвященник, или царь, или первосвященник и царь в одном лице. Это также означает, что первосвященник в Иерусалиме – Мессия, вот и все! Иисус – не первосвященник и откажется становиться таковым, а тем более царем. Кроме того – и вы все это знаете не хуже меня, – Иисус никогда не утверждал, что он Мессия.
От изумления все выпучили глаза.
– Скажу больше, – продолжал Фома, тыча костлявым пальцем в Симона. – Только попытайся кому- нибудь объяснить, что Мессия – это первосвященник или царь, и тогда можешь распрощаться с нами! – Фома отпил вина из своего кубка и пояснил: – Если бы ты это сказал, Симон, каменная ты башка, тебя бы немедленно арестовали как подстрекателя! Поверьте мне, Иисус знает, что делает, не пытаясь никого убеждать в том, что он Мессия!
– Но кто он? – спросил Филипп.
Андрей простер руки к небу.
Неужели ты веришь, что он Мессия, но скрывает это от нас? Это на него не похоже! Да и что это за Мессия, если он не заявляет об этом во всеуслышание?!
– Тогда кто же он, по-твоему? – спросил Симон.
– Человек, посланный Богом, но до сих пор неизвестный.
– Так почему же Иоканаан говорит, что Иисус – Мессия? И почему тогда его до сих пор не арестовали? – удивился Нафанаил. – В конце концов, он знает Иисуса гораздо дольше, чем любой из нас и непременно должен что-то знать.
– Иоканаана принимают за своего рода пророка, хотя я не вправе утверждать, что существует несколько разновидностей пророков и тем более что Иоканаан – пророк. Так или иначе, я не верю, что он еще долго будет провозглашать Иисуса Мессией. Если Иоканаан – не пророк, ни его слова, ни его молчание не имеют ни малейшего значения.
– Ты как-то сухо рассуждаешь, брат, – сказал Андрей.
– Это я-то сухо рассуждаю! – воскликнул Фома. – Брат, уж не знаю, у кого из нас двоих испарился разум. Если бы не мои предупреждения, уже этим вечером вас всех арестовали бы. Поскольку вы говорили глупости!
Они выпили еще немного вина, чтобы снять напряжение. Затем Филипп спросил:
– Почему ты с нами, Фома? Почему мы все вместе с Иисусом? Фома покачал головой, поджав тонкие губы. Затем он, уперев руку в колено, ответил:
– Ночью впередсмотрящий на корабле ищет маяк. Я встретил Иисуса много лет назад. Это произошло
