поставил на пол сундучок с рабочими инструментами и открыл его. Первой на стул уселась стричься Меритатон. Ученик протянул своему хозяину чашу с водой. Цирюльник бросил туда мыльные стружки и взбил их с помощью губки до появления пены. Когда густота показалась ему достаточной, он нанес пену на голову царевны. Ученик тем временем заточил лезвие бритвы на камне и подал инструмент учителю. Цирюльник принялся брить царскую шевелюру, которая уже заметно отросла. После того как голова царевны была выбрита, он смочил губку в ароматной воде и ополоснул гладкую голову Меритатон. Остриженные волосы ученик цирюльника сжег, произнося специальное заклинание. Затем цирюльник подал царевне зеркало и поклонился.
В это время мастер по изготовлению париков приводил в порядок царские парики, придавая им блеск с помощью ароматных масел. Все парики были короткими, по нубийской моде, как того требовала царица. После окончания всех процедур каждый парик был помещен на специальную подставку.
Где-то часа через два все шесть царевен были побриты. Теперь возле париков поблескивали шесть гладко выбритых головок.
Наконец освободившись от этой неприятной процедуры, Меритатон пошла отдохнуть, Макетатон погрузилась в чтение гимнов Атону, составленных покойным отцом, Анхесенпаатон вышла на террасу понаблюдать за миром, то есть за тем, что происходило на улице. Три младшие царевны вернулись к своим играм и куклам.
Вдруг Анхесенпаатон увидела мальчика, который вручил ей загадочное послание. Он взглянул вверх, увидел ее и застыл на месте. Она помахала ему рукой. Он все еще смотрел на нее, от испуга выпучив глаза. Да что с ним такое? Не мог же он ее забыть! Она помахала рукой еще раз. Тогда мальчик быстро посмотрел по сторонам и махнул рукой в ответ. Анхесенпаатон дала ему знать, что спускается.
Она побежала через большой зал, где сплетничали кормилицы, схватила из вазы три медовых хлебца и вышла, ступая тихо, как мышь. Девушка направилась в коридор, ведущий к садовой лестнице, потому что лестница, выходившая на улицу, охранялась, стража ни за что не позволила бы юной царевне выйти одной за пределы дворца.
С хлебцами в руках она бежала по саду, и тут заметила стражников. Тогда Анхесенпаатон спряталась в зарослях туи, подождала, пока стражники пройдут, и побежала дальше. Она хорошо знала царский сад: в дальнем конце можно было пролезть сквозь заросли тамариндовых деревьев. И уже оттуда, идя вдоль административного здания, выйти на улицу.
Наконец Анхесенпаатон выбралась на улицу, поражаясь своей отваге. Теперь надо было идти в противоположном направлении, чтобы встретиться с мальчишкой. По дороге она столкнулась с женщиной, которая несла на голове корзину, полную хлеба. Женщина не обратила на царевну никакого внимания. Затем ей встретились два писаря с дощечками под мышками, поглощенные оживленной беседой. Они даже не удостоили ее взглядом. Какой-то старик верхом на осле, положив ноги на корзины с салатом и дынями, пристально на нее посмотрел. Крупная женщина говорила сама с собой, видимо чем-то очень недовольная… Происходившее на улице действительно было похоже на занимательный спектакль.
Мальчик ждал ее, и вид у него был ошеломленный. Анхесенпаатон бегом преодолела несколько локтей, которые разделяли их. Она запыхалась, но была в восторге оттого, что впервые могла с кем-то пообщаться в настоящем мире, за стенами дворца. Царевна протянула мальчику хлебцы. Он их взял, глядя на нее испуганно, растерянно, взволнованно. Глаза у него были такими же круглыми, как и несколько минут назад.
— Что с тобой? — спросила она.
— Ты здесь, на улице… А если тебя увидят? — пробормотал он, запинаясь от волнения.
Они стояли недалеко от главного входа во Дворец царевен и находились практически напротив входа в Царский дом. Оба входа охраняли вооруженные копьями воины.
— Идем! — выдохнул он.
И увлек ее за собой. Мальчик тоже хорошо знал окрестности. Они нырнули в узкий переулок, разделяющий административные здания. Дети побежали к берегу реки, где их могли увидеть разве что гребцы на неповоротливых лодках, да и то если бы у них вдруг проснулось любопытство.
Взволнованная таким приключением, Анхесенпаатон только сейчас рассмотрела мальчика и нашла его красивым.
— Как тебя зовут?
— Пасар.
— А меня Анхесенпаатон…
— Я знаю, — прервал он ее. — Если нас увидят вместе, мой отец изобьет меня до крови.
— Почему?
— Я не имею права говорить с тобой.
— Почему?
— Ты — дочь царя.
— Но он же умер!
Мальчик был обезоружен столь легкомысленным заявлением.
— Ты прочитала мое послание?
— Да. Но откуда ты все это знаешь?
— Я это слышал. И что ты сделала?
— Я показала твое послание своей старшей сестре. Она сказала, что это похоже на правду, но мы не можем ничего сделать.
— Почему?
— Мы не можем никому об этом рассказать. Кто нам поверит? И кто поверит тебе?
Он положил свою руку на руку Анхесенпаатон с такой осторожностью, как будто боялся обжечься от прикосновения к царской коже.
— Если что-то случится, если ты испугаешься, беги ко мне.
— Но куда?
— Я — сын смотрителя Зала для приемов. Я обещаю взять тебя в жены. Я смогу защитить тебя! — с жаром воскликнул он.
Анхесенпаатон недоверчиво улыбнулась. Какой пылкий мальчишка! Но ей понравилось его желание жениться на ней.
— Слушай, ты должна возвращаться во дворец. Все будут обеспокоены твоим отсутствием.
Это был мудрый совет.
— Давай встретимся здесь завтра, — предложила она, очаровательно улыбнувшись.
Пасар взял ее руку и поцеловал.
— Хорошо? — спросила она.
Мальчик утвердительно кивнул и убежал. Анхесенпаатон вернулась в сад и оттуда медленно пошла к дворцу. И получила выговор от кормилицы, которая везде ее разыскивала.
— Где ты была?
— В саду, — спокойно ответила царевна.
— Я была там и не нашла тебя.
— Прекрати повышать голос на мою сестру! — вмешалась Макетатон. — Она не твоя служанка. Не забывай, что и я, и Меритатон можем тебя выгнать!
Кормилица, пораженная внезапным проявлением властности, замолчала. Другие кормилицы бросали на нее выразительные взгляды, но она лишь молча сжалась в комок в темном углу зала.
В четвертом часу после полудня к Тхуту пожаловали гонцы из дворца. Это были двое молодых военных.
— Здесь находится брат покойного Великого Фараона? — спросили они у прислуги.
— Да, здесь. Он сейчас отдыхает.
— Необходимо прервать его отдых, чтобы вручить ему царское послание.
Хорошо понимая сложившуюся ситуацию, гонцы вели себя грубо. Распри властителей неизбежно влияли на их подданных. Слуга Тхуту был счастлив дать понять царским посланникам, что они рано празднуют победу.
