— Но для чего служит этот туннель?
— Твой отец приказал вырыть его для того, чтобы он мог тайно попасть в любую часть царских построек и даже посетить некоторые кварталы города.
— Но зачем?
Неферхеру пожал плечами. Не будет же он сейчас рассказывать этому очаровательному цветку о завистливом царе, следившем за своими служащими, о его подозрительной и фанатичной натуре. Он улыбнулся и обнял Меритатон, нежно погладил ее грудь и поцеловал в губы. Затем его рука скользнула к низу живота и беспрепятственно оказалась между ногами. Возбуждение охватило их, чувства обострились. Неферхеру думал о том, чтобы продолжить начатое, но более тщательно и не торопясь.
— Завтра я принесу сюда циновку, — сказал он.
Вдруг они оба застыли. В большом зале раздались голоса. Мужские голоса. Приглушенные. По плиточному полу зашлепали чьи-то сандалии. Кто-то открыл и затем закрыл дверь соседней комнаты. По полу протащили стул. Только один. Очевидно, второй человек остался стоять.
От соседней комнаты любовников отделяла только перегородка с дверью. В течение дня, без сомнения, писари ходили из комнаты в комнату постоянно.
Неферхеру потушил лампу. Погрузившись в темноту, они четко слышали каждое слово, произнесенное за перегородкой.
— Хорошо, дай мне этот флакон.
Секундой позже:
— Господин, ты знаешь, сколько ты мне должен.
— Пятьдесят медных дебенов.
— Но мы же договаривались о сотне дебенов!
— Пятьдесят, и даже этого много.
— Но, господин, ты же обещал!
— Что я обещал? Ты глух, ты плохо слышишь.
Молчание.
— Господин, я тебе продаю совершенный яд, который убивает за четыре или пять часов. Его невозможно выявить. Многие заинтересовались бы тем, как ты его используешь.
Молчание.
Затем тот же голос, голос продавца яда:
— Тем, как ты его использовал.
— И как же я его использовал?
— Господин, ты сам это прекрасно знаешь. Это благодаря мне регентом стала женщина…
— Ты говоришь вздор. Вздор! И ты смеешь мне угрожать, мужлан?
— Господин, даже такое ничтожество, как я, никогда так не поступит с человеком, который держит свое слово.
— Очень хорошо! Пятьдесят дебенов.
— Господин, этот яд очень трудно получить, мне его тайно привезли из страны Куш…
— Я могу привезти пять флаконов дурмана из Ливана по той же цене. Ты меня утомляешь.
Раздался звук отодвигаемого стула.
Затем глухой удар. Хрип. Упало что-то тяжелое. Меритатон сжала руку Неферхеру.
— Мокрица! — гневно воскликнул голос.
По звукам стало понятно, что по полу тащат тяжелое тело. Скрип. Пение лягушек стало громче. Без сомнения, открыли дверь, выходящую на берег реки. Запыхавшийся человек вытащил что-то наружу, и это что-то было, очевидно, трупом продавца яда.
Неферхеру приоткрыл дверь, которая также выходила на берег. Они увидели, как какой-то человек, согнувшись, тащил тело по саду. Потом он бросил его и перевел дыхание. Затем покатил тело среди камней и столкнул в реку. Крокодилы и грызуны быстро разберутся с останками.
Шумно дыша, человек вернулся назад, вошел в соседнюю комнату, а затем покинул зал. Неферхеру приоткрыл вторую дверь. У мужчины в руках была лампа.
Меритатон зажала рот рукой. Она узнала в этом человеке Пентью. Два дня назад она его видела на погребальной церемонии. Это был лекарь ее отца.
У нее задрожали ноги. Неферхеру стоило больших усилий удержать ее от крика. Так как они оставили лампу, им нелегко было добраться до подземного хода. В темноте им пришлось пробираться сквозь полчища крыс, а детали только что происшедшего ужасного события прочно врезались в память.
Весь следующий день Меритатон не вставала с постели. Она не поднялась даже тогда, когда ее мать, сопровождаемая полагающейся ей отныне свитой, пришла во Дворец царевен объявить, что теперь она является регентшей с согласия принца Тутанхатона. Она пришла в сопровождении придворного, носильщика опахала, шести писарей и десяти слуг.
Нефертити зашла в комнату Меритатон. На несколько минут они остались наедине.
— Что с тобой?
— Болит живот. Мне нельзя пить пиво после фиников.
— У тебя были очищения?
Странный вопрос. Может, мать знает о ее любовных похождениях?
— Да, как обычно, на двадцать седьмой день, а что?
— Тебя тошнило?
— Нет.
Женщины какое-то время смотрели друг на друга. Меритатон заставила себя улыбнуться. Знала ли Нефертити о том, что ее супруг был отравлен дурманом или каким-нибудь другим ядом?
Тут Меритатон пришла мысль, которая заставила ее сердце биться учащенно: а вдруг ее мать имела отношение к отравлению? Могла бы она отравить своего мужа, царя? И кто еще участвовал в этом заговоре? Пентью не мог совершить это преступление, руководствуясь лишь своей выгодой.
И вдруг мелькнула еще одна мысль: кого еще собрался отравить Пентью с помощью дурмана? Ведь он явно замышлял еще одно убийство! Кого же? Сменхкару? Нефертити ненавидела его, и это ни для кого не было тайной. Но кормилицы рассказали старшим царевнам о случае, происшедшем у входа в Царский дом. Сменхкары больше не было ни в этом доме, ни во дворце. Таким образом, Пентью не может к нему приблизиться, если только ему не удастся подкупить повара, который готовит пищу для бывшего регента.
По чьему же приказу Пентью готовит это преступление? Ей не с кем было об этом поговорить! Если бы она сообщила о своем мрачном открытии матери, та захотела бы узнать, при каких обстоятельствах это стало известно Меритатон, и ей пришлось бы все рассказать о своих ночных шалостях, о своем любовнике, а значит, подвергнуть Неферхеру опасности и отказаться от встреч с ним. Об этом не могло быть и речи!
Возможно, ее мать приказала Пентью стать отравителем. Эта мысль была невыносима. Сердце Меритатон забилось еще сильнее, она очень разволновалась и закрыла глаза, чтобы не видеть этой женщины — своей матери, — и застонала.
Нефертити позвала кормилицу и приказала ей посадить Меритатон на два дня на диету — поить бобовой водой.
— Я намерена поженить Анхесенпаатон и Тутанхатона, — заявила Нефертити.
Меритатон кивнула. Мальчику едва исполнилось семь лет. Его сводная сестра долгие годы сможет быть регентшей, ведь Тутанхатон был сводным братом умершего царя, младшим сыном Аменхотепа Третьего.
— А как же Сменхкара? — рискнула спросить Меритатон.
Нефертити с раздражением пожала плечами.
— Царский совет не избрал его. Теперь ему придется оставаться в тени.
Вот так! Но Эхнатон, очевидно, очень хорошо относился к Сменхкаре, раз сделал его регентом. Конечно, она не осмелилась спросить об этом мать.
Она даже не решилась спросить, кто женится теперь на ней, поскольку брак со Сменхкарой стал
