придворный знал об отравлении Нефертити.
— Да, — согласился он, — одна гроза миновала.
Казалось, угрожающая полная луна заполонила собой весь мир, разделившись на тысячи маленьких лун. Невозможно было никому довериться. Было страшно остаться одной в мире, потеряв отца и мать за несколько дней. Обстановка во дворце была более угнетающей, чем в гробнице. Помещения по человеческим меркам были огромны. Как всегда, стоило лишь сестрам и их кормилицам разойтись по своим комнатам после омовения и ужина, Меритатон побежала в сад на встречу с Неферхеру. Он обещал прийти. Она надеялась, что он придет раньше назначенного часа. В ожидании она спряталась в зарослях туи, подальше от лунного света, который этой ночью казался ей невыносимым.
Он появился. Он шел медленно, понурившись, а когда бросил взгляд на террасу, царевна вполголоса позвала его. Неферхеру оглянулся, и она увидела его опечаленное лицо.
— Что с тобой? — спросила Меритатон, когда он подошел к ней.
Не ответив, он стал целовать ей руки. Девушка повторила вопрос.
— А ты не знаешь? — Юноша был удивлен. — Царский совет объявил Сменхкару наследником фараона.
Сады были покрыты лунным серебром, имевшим мертвенный оттенок. Пение жаб казалось исступленнее, чем обычно, как будто жрецы Апопа праздновали разрушение мира. Прошло какое-то время.
Она поняла печаль Неферхеру. Сменхкара не мог взойти на трон, не женившись на женщине из царского рода. На ней.
— Когда ты узнал?
— В пять часов. Мы уже хотели идти домой, и тут писарь из окружения Уадха Менеха сказал нам, что только что сообщил Сменхкаре о решении Царского совета.
После этих слов повисла тяжелая тишина.
— Ничто не разлучит нас, — произнесла она чужим голосом. — Ничто! — повторила царевна.
— Ты говоришь невозможные вещи.
Меритатон покачала головой.
— Ничто!
— Ты будешь царицей, каждый твой шаг будут контролировать…
— Ничто!
Он ужаснулся.
— Ты хочешь бросить вызов всему царству?
Девушка взвесила его слова.
— Царству? Сборищу интриганов и отравителей, которым наплевать на царство! Да их можно уничтожить в мгновение ока.
— Меритатон! Ты старшая дочь царя, ты…
— А разве я перестала быть женщиной? У меня на самом деле не было ни отца, ни матери. Я кукла, созданная парой живых божеств. Меня водили на церемонии, как будто я бесчувственная. Я смотрю на барельефы с моим изображением, на которых я кажусь окруженной сестринской и родительской любовью. Но это не я. Все это ложь! Ты думаешь, я не вижу детей на улице, детей на руках у их матерей, не вижу, как ласкают их отцы? Эти дети никогда не будут изображены на барельефах. Ты думаешь, я слепая? А может, я и для тебя только кукла?
От изумления Неферхеру не нашелся, что сказать. Потом он взял ее руки в свои и поднес к губам.
— Нет, ты не кукла.
— А теперь я должна выйти замуж за любовника своего отца.
— Меритатон, твои слова как нож в сердце…
— Я выйду за него замуж, потому что так надо. Я притворюсь. Как это делается во всем царстве. Но нас с тобой ничто не разлучит.
Молчание.
— Только если ты согласишься на это.
— Меритатон! — возмущенно воскликнул Неферхеру.
— Боги, которые повелевают тобой и мной, Неферхеру, так же сильны, как и люди, притворяющиеся перед ними.
Он дотронулся до ее щеки.
— Тогда пойдем в подземелье.
Она почти обрадовалась толпе крыс. Они были похожи на них: так же бросали вызов лицемерным, надменным людям.
Прочь! Прочь!
В жуткой темноте административных построек она словно дарила себя самому богу подземелий. Неферхеру больше не был милым и нежным любовником, а был яростной, неистовой силой, которая совершенно опустошила ее. Этой ночью между ними все происходило не так, как раньше. Пораженная разрушительным огнем страсти, Меритатон поняла: он хотел, чтобы она зачала от него. Он буквально насиловал ее. Но она была согласна! Она желала, чтобы под их телами разверзлась земля. Меритатон никогда не думала, что можно так отдавать себя. Вместе они дошли до конца.
Они с сожалением оторвались друг от друга.
— Ты права, — сказал ей Неферхеру, когда буря улеглась. — Ничто не разлучит нас.
Он поднял знамя, зовущее восстать против мира.
Провокационное знамя
Утром, в восьмом часу, когда солнце начало свой путь к зениту, чтобы ненадолго там задержаться, Сменхкара и Тутанхатон, забравшись в один паланкин, покинули жилище Тхуту и вместе со своей свитой отправились в Царский дом.
Там их встретил Уадх Менех, выглядевший более торжественно, чем накануне. В большом зале на первом этаже, где в течение семидесяти дней бальзамировали тело предшественника Сменхкары, трое жрецов в синеватом облаке курящихся благовоний читали очищающие молитвы. Целая армия слуг и рабов мыла плиты пола.
— Господин, твои покои и весь этаж уже готовы, — сообщил Уадх Менех.
В зале, куда выходили двери комнат, распорядитель поставил каменную чашу, в ней шесть цветков лотоса уже раскрывались навстречу дню. Статуя умершего монарха в натуральную величину была обращена лицом на восток. Но уже никогда не раздастся низкий, ласкающий слух голос Эхнатона!
— Знамя?
— Его заканчивают, господин. Оно будет готово к назначенному тобой сроку.
Ровно в полдень, как и было сказано, впервые через семьдесят Дней на шест, возвышающийся над зданием, было поднято царское знамя.
Разносчики воды, торговцы птицей, кузнецы, трактирщики, танцовщицы, обжигатели, погонщики мулов, кормилицы, писари, знать, жрецы — короче говоря, жители Ахетатона удивленно смотрели на большой желтый треугольник, развевающийся на западном ветру. На нем был изображен уже не красный диск, а символ нового фараона. И никто не смог его правильно истолковать.
Кормилицы увидели его из Дворца царевен и побежали к девушкам с этой новостью.
— Царь! У нас новый царь! — взволнованно кричали они.
Ни они, ни их слуги, ни даже обитатели Царского дворца ничего не знали о тайных событиях вчерашнего дня. И только кое-кому из писарей стало известно уже перед сном, что появился новый царь на Двух Землях, и его символ — это двойной священный венец: красный символизировал Верхний Египет, а белый — Нижний Египет.
