Племянник кивнул: в его воспоминаниях Симонетта тоже превратилась в некий далекий образ.
Они спрашивали себя, как живут матросы. Что же, «Ависпа» – монастырь? Когда за ужином они задали этот вопрос братьям Кортереаль, те развеселились.
– Странно, что вы не подумали и о нас в связи с этим, – сказал Гаспар. – Матрос похож на солдата, только вот девушек из соседней деревни у него нет. Поэтому моряки и придумали сирен.
Воцарилось задумчивое молчание.
– Но матрос похож еще и на монаха, – продолжал Гаспар. – Вы когда-нибудь видели, как аптекарь готовит свои снадобья? Он смешивает разные отвары и взбалтывает их, пока состав не станет прозрачным. Нас тоже болтает море, и мы начинаем походить на эти склянки: становимся прозрачными. Страсти возвращаются к нам, лишь когда мы подходим к берегу. Иными словами, лишь на стоянках мы обретаем их вновь. И мы знаем, что любовь меняет направление, как ветер, и растворяется, как соль в море. Истинный якорь – жена и дети, которые ждут нашего возвращения, потому что в них залог нашего выживания.
Но у Деодата не было ни жены, ни детей.
Чтобы развлечься и скрасить свое существование, он решил порыбачить и уселся с удочкой на юте. Примерно через час, под аплодисменты экипажа, он вытащил из воды великолепного лосося. Поскольку на борту не было кока, один из матросов показал ему, как чистить и потрошить рыбу.
Вечером они впятером, вместе с братьями Кортереаль, насладились рыбным супом.
– Почему вы не рыбачите? – спросил Жак Адальберт у Гаспара.
– Для этого нужно время, – ответил тот.
Пространством моряки располагали в полной мере, но время было на вес золота.
18
«Я Красотка Мари, на меня посмотри…»
В своем плане возвращения в Анжер Жанна упустила одну деталь: служанку, которую допрашивали Эстерхази и Зилаи, разыскивая Жоашена и его сына. Через три дня после того, как Жанна, Франц Эккарт, Жозеф и Жоашен устроились в новом жилище, а Фредерика вступила во владение хозяйством и занялась поисками помощницы по кухне и садовника, к дому подошла скрюченная от ревматизма старуха.
Сначала Жанна не узнала ее, отметив только крючковатый нос, лисьи глазки, личико мумии с пергаментной кожей и засаленный чепец.
– Хозяйка! – вскричала гостья хрипатым голосом, улыбаясь беззубым ртом. – Вы меня не узнаете? Я Красотка Мари.
Красотка Мари! Как жестока судьба! Ведь лет двадцать пять тому назад эта старая куница и в самом деле была безумно хороша собой и кружила голову всем местным парням. В числе трех других девушек она помогала по хозяйству Фелисии, работая большей частью на кухне. Отличалась она от других поистине дьявольским очарованием, и когда лукавый забрал назад свой дар, от красотки остались только жалкие мощи.
– Конечно же, я узнала вас, Мари. Как поживаете?
Куница внимательно изучала ее:
– А вы зовсим не изменились, хозяйка.
Эта анжуйская манера говорить вместо «совсем»
– Этих ребяток я совсем не знаю, – сказала она. – Ваши, конечно?
Жанна кивнула, начиная терять терпение.
– Один из сыновей Франсуа и сын моей дочери.
– А где же ваша дочь?
– Об на небесах, – ответила Жанна.
Разговор принимал не тот оборот, ведь эта Мари, как выяснилось из рассказов венгров, была отъявленной сплетницей. Счастье еще, что Жоашена не оказалось дома: вероятно, он отправился в лес.
– Что же с ней случилось? Она была такая милочка!
– Воспаление легких.
– Да уж, Пифальц – местечко холодное.
– А муженек ваш? Не приехал с вами?
– Он тоже на небесах.
– Ой, горе-то какое! – воскликнула старуха. – Жизнь из нас все жилы тянет! Мерзавка распутная!
И смерть, значит, тоже. По обычаю Жанне следовало предложить стакан вина бывшей служанке; впрочем, та уже поглядывала на кухонное окно.
– Стало быть, вы теперь вдова? Женщина в окне – это не управительница ваша?
– Да. Фредерика! – раздраженно позвала Жанна. – Дайте стакан вина Красотке Мари.
– А как зовут высокого молодого человека?
– Франц Эккарт.
– Франзекарт? А малыша?
– Жозеф.
– Как и дедушку. До чего ж они похожи, ваши ребятки.
Это меткое наблюдение говорило о многом. А несносная бабенка продолжала осматриваться: судя по всему, она прекрасно знала, что в доме л'Эстуалей живет еще один человек. Фредерика вынесла Красотке Мари стакан вина. Та смерила ее взглядом.
– Вам нужна помощница на кухню, – заявила она. – Говорят, вы подыскиваете слуг. Мне здешние порядки известны. И я еще бодрая.
В болтовне – да, сказала себе Жанна.
– Я подумаю, – произнесла она вслух.
Итак, старая болтунья все пронюхала. Должно быть, работала на полицейских осведомителей. И на других людей тоже.
– Спросите у булочника, где дом Красотки Мари. Меня тут все знают. Я готова взяться за дело прямо сейчас.
– Спасибо, Мари, – сказала Жанна.
Она проводила ее до садовой калитки. Та в последний раз огляделась и наконец, ушла.
– Не нравится мне эта женщина, хозяйка, – сказала Фредерика. – Она колдунья. И сплетница.
Жанна кивнула.
Она рассказала Францу Эккарту об этом разговоре, и за ужином они вдвоем насели на Жоашена, умоляя его соблюдать осторожность. Больше чем когда-либо нужно было затаиться: не совершать никаких поступков, которые могли привлечь к нему внимание и возродить слухи о его колдовской силе.
После отъезда, а затем и смерти короля Рене Анжер лишился источника самых интригующих и лакомых сплетен. Жанна некогда была принята при дворе этого короля и пользовалась всеобщим уважением, поэтому ее возвращение в город не могло не вызвать интереса.
Естественно, первыми продемонстрировали это священнослужители. Дом л'Эстуалей поочередно посетили отец Лебайи, состоявший при соборе Сен-Морис, и аббат Кусе, настоятель обители Сент-Обен. Оба рассчитывали на пожертвования баронессы де л'Эстуаль, которая, разумеется, не преминет поддержать их добрые дела. Эти люди были хорошо осведомлены: они знали, что Жозеф де л'Эстуаль – банкир, а Франсуа – владелец печатни «Труа-Кле» в Страсбурге. Баронесса обладала значительным состоянием, но не стремилась проникнуть в среду знати, стало быть, долгов не нажила. Сверх того, они в мельчайших подробностях выяснили все родственные связи нынешних обитателей дома. Но только аббат Кусе упомянул Жоашена в разговоре с Жанной.
– Бедный человек, которого я приняла из сострадания и для помощи по дому. Он уже и крышу починил.
Последнее было истинной правдой. Поверил аббат или нет, но удалился он с кошелем, вполне оправдавшим его ожидания.