Ибо «не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас». И встает Двудорожие — по какому Пути идти тебе, Человек? Ибо ты есть и Соль Земли, и Свет Мира, и Тьма Кромешная, полная пороков грязных и мерзких… И явился я к Тебе в образе Сына Человеческого, дабы научить Тебя любить Себе подобного, так как нет другого Бога, кроме Человека… И говорил Тебе: «Не убивай, примирись с братом твоим, не прелюбодействуй, не преступай клятвы, ибо каким судом судишь, таким будешь судим, какой мерою меряешь, такой и тебя будут мерить. Как хочешь, чтобы поступали люди, так и поступай и Ты с ними; ибо в этом закон и пророки. Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые». И понял я, что неспособен Ты, Человек, полюбить ближнего своего как самого себя, да и к самому себе у тебя нет Любви… И Богатства Духовные обращаешь во вред Себе. И расширяя Знания Свои, умаляешь Душу Свою, ибо Плоти Своей угождаешь, а о Душе Своей не печешься. И любое Благо используешь на Погибель себе. И живут в тебе Бог и Сатана… И вижу я, что Путь Богатства Духовного ведет тебя к Гибели Твоей, так как Душа Твоя не справляется с Разумом Твоим. И есть Второй Путь — Путь Нищих Духом! Чтобы стал Ты, Человек, одним из многих животных, и жил бы как птицы небесные, и не сеял и не жал… Ибо, когда в борьбе Бога и Сатаны победу начинает одерживать Сатана, то лучше для Человека, если убить в нем и того и другого. И будешь ты равным среди равных — мелкой безмолвной Частицей Мировой Души! Частицей, необходимой для общего развития Природы… Ибо ничем Ты, Человек, не лучше комара, столбящегося над болотом, или змеи, вьющейся по пескам.
— А разве ты сам не СЫН ЧЕЛОВЕЧЕСТВА?
— Ты прав, Глас, идущий из Прошлых Веков — и я — Человек!
— Так почему же губишь нас, Сын Человеческий?! Это несправедливо!
— Если бы Человек жил по Законам Справедливости, он не зашел бы так далеко в Ненависти к Самому Себе!
— Люди! Люди! Услышьте меня! Это все ханжество! Это обман! Ты лжешь, Сын Человеческий! Ты хочешь утвердиться над нами! Дайте мне Тело Человека, и я заставлю тебя замолчать! Мы найдем против тебя силу! Люди! Люди! Дайте мне Шанс! Ну раздавите меня! ну размажьте по асфальту! Ну почему вы такие гуманные! Вот он — я! Дайте мне вспыхнуть в ком-нибудь! Хоть в уроде! Ползи-ползи… под чей-нибудь каблук… Ползи-ползи… чертово тело… Давай-давай — сокращайся… «Не бойся огня, не бойся воды, бойся Чрева Темного и Склизкого»… Пророк скрипучий… Да я сам в Огонь! Да я размажусь под колесом!.. Только бы… ТОЛЬКО БЫ РЕБЕНОЧЕК ЗАПЛАКАЛ… ужмемся… проберусь в каждого из вас! Пусть не Драконом над вами, так хоть Червем в вас! Ползи! Ползи!.. Что Это?
Звучит ВСЕЛЕНСКИЙ КРИК ПЕТУХА
Виктор Волконский
Исход Петра Пряхина
— Н-да! — сказал себе Петр Пряхин. — Вот ведь как можно убить человека… и судить этого самого Лонгрена вроде бы и не за что. Просто его враг тонул, а он ему не помог. Вот и все. Н-да…
Пряхин отложил старую растрепанную книгу без начала и подумал:
— Надо спросить у Ритки, как книжка-то называется… Умная книга!
Петр потянулся всем своим большим телом (ох, намаялся он ныне в поле — сенокос!). И встал. Читать некогда: нужно успеть у коровы убраться, запарить зерна поросятам. А завтра с утра: Звездочку подоить… в курятник крыса повадилась, жука на картошке травить надо… Господи, дел-то сколько!
Он тяжело вздохнул. Из-за занавески ответно долетел тихий стон, там лежала и маялась животом жена Пряхина Алевтина.
— Петечка! — слабым голосом позвала она.
Кряжистый Пряхин неуклюже склонился над ее кроватью. В неярком свете засиженной мухами лампочки он видел, как осунулось и пожелтело лицо жены. Алевтина-то и смолоду особой красотой не отличалась. А теперь и вовсе выглядела она живой иллюстрацией к меткому народному присловью: «краше в гроб кладут»…
— Да за что же меня судьба так?!.. — выползла темная мыслишка откуда-то из потаенных закоулков пряхинской души. — Все не как у людей… у них-то бабы, небось, здоровые!
— Что? — переспросил он.
— Валокордин, говорю, дай. В холодильнике он… с сердцем что-то.
Подав жене лекарство, Пряхин, набычившись, пошел к выходу, дела ждать не будут. И уже у порога услышал, как звякают о стакан с водой зубы Алевтины. Петр вышел, еле сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью. Взял вилы и встал, опершись на них посреди двора. Тяжело задумался.
…С тех пор как соседская деваха Ритка «положила глаз» на Петра, мужик и вовсе с ума сошел. Вот уже год Алевтина мается от разной хвори: то там у нее заноет, то здесь заболит… Ритка же знай себе шастает по своему огороду, увидит Пряхина и смеется, скалит свои белые зубки. А то уставится на него, возьмет в рот прядь собственных волос и вроде бы жует — привычка у нее такая!
Живет Ритка с бабкой, куда уж старухе за такой егозой уследить!
Поэтому раза два уже встречался Петр с Риткой на отшибе двух дворов в вишневых кустах. Добросовестно тискал ее молодое тело, тугое и пышное, как подошедшее впору тесто. Больше ничего с собой сделать Ритка пока не позволяла… Силенкой ее тоже Бог не обидел, так что при желании она легко уходила из ухватистых рук Петра.
— Вот женишься если… тогда! — глухо говорила она, глядя в темноту поверх пряхинской головы.
— Да как же я, при живой-то жене… Дура! — злился Петр.
— А ей не век жить! — с хохотком говорила Ритка. — Я, Петушок, за тебя замуж хочу… Подожду! Давно с ней не спишь?
Не в бровь, а в глаз!.. что ответишь?! Петр в ответ лишь скрипел зубами, не столько от своего подневольного воздержания, сколько от стыда.
— …Как книжка-то называется? — спросил Петр и словно бы в поисках ответа ненароком запустил ладонь Ритке под кофту, в узкую ложбинку промеж ее горячих неподатливых грудей.
— Не лапай! — Рита сделала вид, что хочет вырваться. — Какая еще книжка?
— Что ты мне… почитать дала… Про Лонгрена!
— А! Ты там понял хоть что-нибудь?
— Чего понимать-то? Как он мужика не спас? — осторожно спросил Пряхин и только потому так спросил, что дальше того эпизода он книгу не осилил. Некогда было.
— А вот хотя бы. Может, он и хотел веревку ему бросить, да не успел? Кто знает.
Последнюю фразу Рита произнесла как-то расслабленно тихо, с трудом переводя дух. Петр понял это
