поднял ее на руки и крепко поцеловал прямо в губы.
За свою жизнь Джеки целовалась только с двумя мужчинами: со своим мужем Чарли и с пилотом, который улетал и мог назад не вернуться. И ни один из тех поцелуев не был похож на этот. Этот же поцелуй сказал ей: я хочу заниматься с тобой любовью, хочу проводить с тобой ночи, мне нравится касаться тебя и держать тебя на руках.
Когда он опустил ее, Джеки прямо грохнулась на землю.
— Мне показалось, что немного юности в вас еще осталось, — сказал насмешливо Вильям и подбросил в огонь ветку.
Джеки молчала, но следила за ним глазами. Как это, в самом деле, она его не может вспомнить? По крайней мере полдюжины Монтгомери ходило с ней в колледж, но она не помнит никого по имени Вильям. Конечно, у этих Монтгомери всегда было по пять или шесть имен перед самой фамилией. Может быть, его прозвали «Сверкающим» или «Королем», а может быть, девочки именно его называли «Замечательным»? После того как Вильям ее поцеловал, между ними установилось какое-то неловкое молчание, которое было им нарушено.
— Ладно, — сказал он энергично, — у вас три желания, какие?
Она было открыла рот, чтобы что-то сказать, но потом замолчала, глядя на него в глупой растерянности.
— Смелее, — заметил он, — разве оно такое уж плохое? В чем дело?
— Вообще-то это желание на самом деле неплохое. Только оно скучное.
— Как, у Джеки О'Нейл, знаменитейшей женщины-пилота, скучное желание? Невероятно!
И в ту же минуту она поняла — ей не хочется говорить ему о своем желании, потому что не хочется его разочаровывать. Ведь он, видно, знал о ней все, если кто-то способен узнать что-то о другом человеке, основываясь при этом на числе побитых рекордов и аппаратов, из газетных сообщений, которые драматизируют случившееся — на самом деле правда намного прозаичнее.
— Мне хотелось бы где-нибудь обосноваться, а Чендлер мне близок, — ответила она. — Сейчас, когда я повидала мир, я вижу, что Чендлер очень милый городок. Но я нигде не смогу устроиться, если не найду возможности для своего бизнеса.
Когда он попытался заговорить, она подняла руку:
— Я знаю, знаю, ваша семья и Таггерты хорошо мне платят за фрахт, но в одиночку я никогда не заработаю денег. Мне хочется нанять молодых пилотов и открыть свой маленький бизнес. Я люблю делить работу с кем-то, мне хочется управлять движением пассажиров и грузов, в том числе — почтовых, отсюда и до Дэнвера. Но, чтобы раскрутить все это, нужен начальный капитал.
— Но… — Он не мог сообразить, как бы высказаться так, чтобы ее не обидеть.
Джеки знала, о чем он сейчас думает: «Джеки О'Нейл, величайшая женщина-пилот своего столетия, занимается всего лишь воздушной почтой из Колорадо на Восточном побережье. А королева „бочки“ перевозит только почтовые открытки. О, какой ужас! Это ужасная трагедия!»
— Все, что вы тут сейчас наговорили — штучки для детской потехи. Я же имею в виду не это. — Он снова сел рядом с ней и серьезно посмотрел на нее. — Я уверен, что вам по силам начать свой бизнес, если есть желание. Такого рода дела найдутся.
«Если у вас столько денег, сколько их в семье Монтгомери», — невольно подумала Джеки.
— Даже у первокласснейшего пилота должен быть собственный аппарат. Только что я видела свой — с расплющенным носом у трехтонной глыбы.
В ее голосе появились поучающие нотки.
— Понимаю вас. — Он сжал ее руку и опустил глаза. — Желание номер два.
— Нет. Теперь ваше желание номер один.
— У меня одно-единственное желание: я должен чего-то достичь сам, без денег Монтгомери.
Он посмотрел на нее.
— Ваша очередь. Второе желание.
— Может быть — кудрявые волосы? — спросила она, рассмешив его.
— Скажите мне правду. В жизни ведь есть множество других вещей, кроме бизнеса. — Он произнес это так значительно, как будто она разочаровала его, не пожелав получить ковер-самолет или часть Вселенной. — Как насчет второго мужа?
В его голосе прозвучала такая надежда, что она засмеялась.
— А что, вы предлагаете себя?
— Так вы принимаете мое предложение? — При звуке его страстно напряженного и совершенно серьезного голоса она попыталась от него отодвинуться, но он быстро удержал ее. — Ладно, не бойтесь.
— А какое ваше второе желание? — спросила она.
— Наверное, быть таким же, как мой отец, — хорошим человеком.
— Ну, с вашим враньем вам никогда не сравниться с девочками Бисли.
Он засмеялся, и возникшее между ними напряжение ослабло.
— Так вы не хотите рассказать мне о других желаниях? Что еще вы хотите от жизни?
— Если я расскажу, вы сочтете это нелепостью.
— А вы попробуйте.
Было все-таки что-то располагающее в нем, потому что захотелось сказать ему правду. Некоторым друзьям Чарли Джеки бы наплела что-то занимательное — вроде победить в гонке на приз Тэгги, а сейчас ей хотелось признаться, чего она на самом деле хочет.
— Ну, ладно. То, чего мне хочется — совершенно обычное дело. Первые двенадцать лет моей жизни были больны мои родители, а после смерти отца я опекала мать-инвалида, страстно мечтая посещать школу танцев и прочее в таком роде, но не пришлось: в моей помощи всегда нуждался один из родителей. Последние двенадцать лет я путешествовала и летала, а это большое нервное напряжение. Временами казалось, что ежедневно происходят все новые, глубоко волнующие события. Чарли был непоседой и неугомонным настолько, насколько вялой была моя мать. Меня приглашали на ланч в Белый дом, я побывала в доброй половине стран мира, встречаясь с массой знаменитостей. А после этого… — Она быстро взглянула на него. Несколько лет назад она выполнила некое задание, в котором была нужда в то время. Впоследствии в Америке по ее поводу сделалась «шумиха». — Мое фото было в газетах, — закончила она.
— Американская героиня, — заключил он, сверкнув глазами.
— А что, может быть!.. Где бы ни была потом, я тосковала по всему этому.
— Но вы изменились, когда умер Чарли, — сказал Вильям, и это прозвучало почти ревниво.
— Нет, это раньше произошло. Я вдруг сообразила — мои автографы люди берут ради самих себя, а не ради меня. Все это мне нравится, поймите меня правильно. Однажды Чарли и я, на отдельных самолетах, трое суток без сна и отдыха провели в изнурительных перелетах через сильные лесные пожары. Я уже сказала, что президент пригласил меня поздравить. Так вот, когда я там сидела на жестком стуле в каком-то темном маленьком офисе, подумала — больше никогда; думаю, что, если звонок от президента США ничего не вызывает кроме скуки — это момент, когда нужно заняться чем-то другим.
Вильям немного помолчал.
— Вы сказали, что вам хочется обыкновенного. А что это — обыкновенное? Она усмехнулась:
— Откуда мне знать? Этого я никогда не видела, а еще меньше нормально жила. Не думаю, что звонки от президента, шампанское, проживание в гостиницах, богатство сегодня и нищета завтра — это нормально. Это волнует, но это и утомительно.
Он с удовольствием рассмеялся.
— Да, правда, нам всегда хочется того, чего у нас нет. Самая обыкновенная жизнь была у меня. Я ходил в обычные школы, изучал управление бизнесом, а после колледжа вернулся в Чендлер помогать вести семейные дела. Самое захватывающее событие — это три дня в Мехико, которые я провел с одним из братьев.
— Ну и?..
— Что — ну и?
— Что вы делали в Мехико эти три дня?
