внимание на провалившегося сквозь землю кучера, что, впрочем, было воспринято моей гостьей с холодным безразличием.
— Вот и наступила ночь, — робко промолвила мисс Дортон, с опущенной головой подойдя к пылавшему камину, — Чем дольше я нахожусь здесь, тем все сильнее меня обволакивает какой-то густой, мерзкий туман, сковывающий мысли и понятия, казавшиеся недавно такими простыми. Ради Бога, мистер Хугнер, не сочтите это за женское любопытство, но я не могу перестать думать о том, что заставило вас уединиться здесь, и забыв земные радости, проводить время среди этих ужасных, безобразных стариков, похожих всем на огромных ядовитых насекомых?
— Мой слуга действительно вряд ли сможет вызвать у кого-нибудь симпатии, — мрачно ответил я, попросив разрешения закурить сигару, — но если вы имеете в виду мистера Астона — бывшего поверенного моего брата, то я поспешу с вами не согласиться. При определенных обстоятельствах он обладает редкой способностью одним своим присутствием развеять самое мрачное настроение и, признаюсь, в первые дни он только этим меня и спасал.
— Боже мой, о каком поверенном вы говорите! — резко оборвала меня мисс Дортон, готовая вот-вот разрыдаться от отчаяния и досады. — Я имею в виду того кошмарного столетнего старика, с которым ваш милый слуга перешептывался на углу дома, когда мы с мистером Астоном дожидались вашего возвращения наверху. Я тогда совершенно случайно подошла к окну…
Только сейчас до меня наконец дошел зловещий смысл слов мисс Дортон. Оказывается, кроме Астона и Джонатана сегодня днем возле дома мрачно бродил кто-то третий, имевший еще более отвратительную внешность, чем мой слуга и до сих пор скрывающийся от моих глаз! Впрочем, это было для меня совсем не ново и леденящие воспоминания о недавнем происшествии с прогнувшей шторой вдруг приобрело совершенно иную окраску. Пораженный тому, с какой беспечностью и недоверием я отнесся к явному признаку близости чего-то зловещего, я уже готов был, отбросив приличие, обрушиться на мисс Дортон с целым градом расспросов, но ее бледное, уставшее, полное страданий лицо все таки вызвало во мне человеческую жалость. Как ни заманчива казалась новая попытка приблизиться к загадке старого дома, идя что называлось по горячим следам, тем не менее мне пришлось отложить ее на завтра.
Прошел еще один час, окончательно отбросивший любую надежду на возвращение негодяя-кучера, а с ним и доктора, чье вмешательство, между тем, уже вряд ли имело какой-то смысл. Не доверяя Джонатану, сообщившему что Сюзанна спит, мы сами прошли в ее комнату, где еще раз убедились в полной беспечности своих опасений относительно ее состояния. Повернувшись на бок, и положа руку под голову, девушка действительно сладко спала, нарушая тишину лишь здоровым монотонным дыханием. Если я посчитал для себя излишним подходить к самой кровати и остался стоять у двери, то мисс Дортон, в чьей душе мрачная обстановка пробудила самые нежные чувства, осторожно присев на кровати, с искренней заботой стала поправлять чуть спавший с плеч служанки толстый, пушистый плед. Покончив с этим, она прошептала какие-то слова, расслышать которые я не смог, и несколько раз провела ладонью по золотистым волосам Сюзанны. И тут, одернувшись, ее маленькая рука застыла в воздухе так, будто ее ужалила ядовитая змея. Мисс Дортон даже не успела повернуть головы, как я уже стоял рядом с ней и смотрел на небольшое красное пятнышко на белоснежной шее Сюзанны, на что в любой другой обстановке вряд ли вообще можно было обратить внимание.
— Что это, мистер Хугнер! — прошептала моя гостья, дрожащей рукой опуская на место локон золотых волос.
— Я не доктор, мисс Дортон, — вяло ответил я, — но по-моему, это всего лишь незначительное повреждение кожи, чье появление можно объявить не иначе, как падением вашей служанки в состоянии глубокого обморока. Разве это не убедительно?
— Да, это наиболее правдоподобно, — она вдруг замолчала, — и все-таки в этом доме, после всего здесь происходившего меня навязчиво и неумолимо преследует совершенно другая мысль. Это, как вы изволили заметить, повреждение кожи всем напоминает мне ужасную метку, оставленную зубами… вампира! Вспомните, мистер Хугнер, тогда в беседке над пристанью я просила вас рассказать какую-нибудь жуткую историю. Вы ведь говорили о таком же самом пятне…
Наверное, никогда в жизни я не был так неискренен, как в те, бросавшие в дрожь минуты у кровати спящей служанки мисс Дортон. Как мне помнится, я даже скорчил нечто подобное слабой улыбки, что стоило мне чудовищного насилия над натянутыми и готовыми вот-вот разорваться нервами. Но самое страшное состояло в том, что делалось все это отнюдь не для успокоения и поддержания духа и без того несчастной мисс Дортон — все мои старания были направлены только на то, чтобы хоть таким сомнительным путем обмануть самого себя.
— Да, я действительно припоминаю, что рассказывал вам подобную историю, — холодно продолжал я, опасаясь сказать лишнее слово, — Но вам вряд ли известно, мисс Дортон, что она явилась порождением весьма буйного воображения нашей экономки — женщины на редкость добропорядочной, но невероятно суеверной. Признаюсь в раннем юношестве меня чем-то привлекала всякая несусветица и старая экономка охотно исполняла мою прихоть. Однако переносить средневековую мистику на грань реальности, да еще сейчас! Впрочем, мисс Дортон, я тысячу раз неправ именно в том, что с такой настойчивостью, даже навязчивостью отвлекаю вас от отдыха всякой чепухой. Уверяю вас, завтра утром, когда взойдет солнце, здесь все будет иметь совсем другие тона, но для этого, опять же, вам необходимо предаться сну.
— Благодарю вас. Вы правы, я очень устала и хочу отдыхать, — она что-то не договаривала и вдруг решилась, смотря на меня полными мольбы и неприкрытой надежды глазами. — Я боюсь… оставаться в комнате одна, боюсь вашего мерзкого слуги. Меня не перестает мучить ужасное предчувствие, что среди ночи он заглянет в мою комнату.
Как и ранее, я тут же принялся успокаивать гостью, найдя немало внешне правдоподобных подтверждений полной иллюзорности всех ее тревог. Я не знаю возымели ли эти убеждения какое-либо действие, однако, чем больше я нес явный абсурд, тем больше и глубже все опасения леди переносились на меня самого, внушая особое беспокойство тем, что она как-то догадывалась об истинной подоплеке моего наигранного хладнокровия.
— Позволю себе заметить, мисс Дортон, на этот счет я уже принял решение, — продолжал я, испытывая только одно желание поскорее удалиться к себе. — Прямо сейчас я отправлю Джонатана спать и запру все двери на первом этаже, где находится его комната. Так что ваш покой не посмеет потревожить никто.
— Я очень благодарна вам, мистер Хугнер, — с горечью ответила мисс Дортон, — может я и неправа, но только так я действительно буду чувствовать себя в полной безопасности.
Проводив юную леди в комнату с доспехами, я отправил слугу спать и, как было условлено, запер двери на ключ. Теперь второй этаж оказался полностью отрезанным от первого, и проникнуть наверх стало совершенно невозможным, тем более, что на всякий случай я запер и двери коридора. И все же на душе у меня было очень неспокойно. Не знаю толком почему, но невероятно мрачная обстановка сегодняшней ночи почти во всем стала приближаться к той, которая, по словам Хьюза, царила здесь во время пребывания таинственного гостя Роберта. Единственное различие состояло в том, что тогда по всему дому был погашен свет, и вот, чтобы хоть как-то разрушить это ужасное сходство, мне пришлось потратить еще четверть часа, после чего длинная галерея озарилась светом всех существующих свечей.
Перед тем, как уйти к себе, я еще раз украдкой прошелся мимо дверей комнаты мисс Дортон. Вряд ли это делало мне честь, но в эти жуткие минуты я действительно был готов на все, что угодно, лишь бы не допустить того ужаса, который пронесся по старому дому много лет назад. Ступая как можно тише, я в конце концов подкрался к самому порогу, и тут до меня донеслось приглушенное, частое всхлипывание, раздававшееся по ту сторону двери. Невероятное смятение чуть было не толкнуло меня на самый необдуманный шаг. Неужели только проклятый дом был единственным виновником того, что ту, которую я так безумно любил, теперь с идиотской одержимостью я сам предавал пыткам и забвению! Мне вновь стало гадко за самого себя. Ведь ни старый, противный Джонатан, ни дьявольское поместье с его голубым призраком, — а я и никто другой, обрек мисс Дортон на самую ужасную в ее жизни ночь, оставив наедине с руинами своих надежд. Как никогда я должен был сейчас находиться рядом с ней, однако необъяснимое опасение, что с этим перестанет существовать окружавшая меня зыбкая тайна, подогреваемая собственным воображением, остановила меня у порога ее комнаты. Пошатываясь из стороны в сторону, словно хмельной, я с опущенной головой побрел к себе, успев преодолеть лишь половину пути.
