помогать в этом. Поживите у меня неделю, другую, и все, о чем вы тут говорили, поверьте, навсегда погрузится на самое дно вашей памяти.
— Мне кажется, мистер Хьюз, что это очень простое лекарство, — пытался протестовать я, когда на столе появилась большая бутылка столь почитаемого в этом доме крепчайшего заокеанского рома.
— Даже очень простое на первый взгляд средство нередко оказывается самым действенным, особенно в случаях, подобных вашему, — тоном знатока ответил Хьюз, — когда вы займетесь чем-то посторонним, смените климат и почувствуете от этого настоящий азарт, тяжесть быстро исчезнет из вашей груди, как растворится и то, что порождалось вашим воображением.
— Я не знаю, как согласиться с вами, мистер Хьюз, но неужели вы действительно думаете, что я стал жертвой только лишь проклятого, бредоподобного наваждения, и ни Джонатана, заживо растерзанного огромными крысами, ни мерзкого голубого дракона, ни мисс Дортон на самом деле не существовало. Лично я скорее отрублю себе руку, чем поверю в это.
— Как вам известно, в некоторой степени я занят научной работой, сэр, и верить в сверхъестественное не мой удел, — спокойно отрезал Хьюз. — Что касается вашего слуги Джонатана, то я давно подозревал, что у несчастного старика помутился рассудок и, кстати, неоднократно говорил об этом сэру Роберту. Исходя из этого, я вполне допускал возможность, что по вине слуги в доме действительно могло произойти нечто непонятное.
— Хорошо, мистер Хьюз, допустим Джонатан был болен душой и не ведал, что творил. Но ведь сейчас мы говорим не о нем, а обо мне. Неужели и я…
Словно давая мне возможность успокоиться, старый археолог сознательно тянул с ответом, вернувшись к разговору только после новой рюмки рома.
— Раньше, сэр, я как-то не решался об этом даже намекнуть, но теперь вижу, что этот час настал. Имея честь состоять в близких приятельских отношениях с вашим братом Робертом, я еще год назад сделал открытие, кажущееся на первый взгляд сущим безумием. Отличаясь, как никто другой, весьма ранимой впечатлительностью и богатым воображением, сэр Роберт обладал способностью усилием воли переносить плоды своего воображения на любого, кто его окружал, в результате чего этот другой начинал мыслить категориями сэра Роберта. Он видел, слышал и чувствовал то, что было порождено только лишь восприятием вашего брата, передававшееся с помощью редчайшего таланта к глубокому внушению. Да, сэр, я знаю, что моя система объяснений выглядит весьма шаткой, но я абсолютно уверен, что и тот ночной преследователь в обличий старого Хугнера, о котором я вам рассказывал, есть порождение той же магической воли, заставившей меня воспринять то, чего нет. Следующим оказались вы.
— Может, все это и так, мистер Хьюз, — мрачно промолвил я, все более погружаясь в состояние хмельного безразличия, — однако вычеркнуть из головы пережитое мне дадут возможность лишь бесспорные факты, для чего я должен вернуться в «Поющий Камень».
— Как мы договаривались, в ближайшие дни вы постараетесь даже не помышлять об этой затее, — раздраженно заметил Хьюз, быстро смягчившись, — теперь, сэр, вам нужен только отдых и покой. Особенного комфорта я вам не гарантирую, но спокойный, ничем не нарушаемый сон в этом доме будет обеспечен, когда вы того только пожелаете. А вот, что касается поместья, то если вам угодно, я сам съезжу туда, и уж поверьте, привезу оттуда самые достоверные свидетельства своей правоты.
Уже сейчас я довольно хорошо представлял во что превратятся для меня часы ожидания той страшной минуты, когда старый археолог вернется из моих владений. Видя в этом чуть ли не повторение вчерашних ужасов, я сделал несколько робких попыток удержать Хьюза от своего же собственного замысла, однако усталость и подавленность в конце концов заставила меня слабым кивком головы согласиться. После этого, допив ром, я переступил порог невероятно тесной, узкой комнатушки, где тотчас погрузился в самый глубокий и продолжительный в своей жизни сон, уже не слыша ни отъезда Френсиса Хьюза, ни его возвращения.
Только на завтрашний день, за поздним ужином мы вернулись к тяжелому для меня разговору, на что я решился далеко не сразу. Поначалу всеми силами я пытался угадать настроение Хьюза, подозрительно присматриваясь к выражению лица, прислушиваясь к интонации и даже следя за тем, как держал он в руке вилку или нож. Полная несостоятельность этих наблюдений проявилась очень скоро — старый археолог, к моей досаде, решительно ни в чем не проявлял и намека на беспокойство, битый час рассуждая об огромной значимости и достоинствах своего домашнего музея. Он продолжал оставаться все тем же жизнерадостным, увлеченным и беспечным стариком даже тогда, когда не выдержав неизвестности, затаив дыхание, я напрямую спросил его о вчерашней поездке в поместье.
— Все, сэр, все до самых мелочей подтвердило мои предположения, — быстро заговорил он, продолжая нежно смотреть на полки с экспонатами, — смею вас заверить, я не пропустил ни одного помещения, застав там все именно в том виде, в котором ему и надлежит быть. А вы ждали другого ответа?
— А комната, где я запер Сюзанну! — чуть не вскричал я, — ведь я точно помню, что…
— Совершенно верно, сэр, когда я осматривал дом, указанная только что вами комната действительно была заперта снаружи на маленькую задвижку, но и она оказалась пустой. Да, сэр, вы заперли пустую комнату и это верно, как то, что сейчас вы сидите за этим столом.
Мне показалось, что подо мной стала перемещаться земля, и тем не менее, вопреки самому себе, я сделал, к удовольствию Хьюза, все возможное, чтобы прямо на этом немедленно прекратить сводящий с ума разговор, перенеся его на более удаленные времена. Поспешив заявить о своем решении, я тотчас сделал второй шаг на пути к победе над недавним прошлым в виде искренней просьбы услышать историю первого попавшегося на глаза камня с полки экспонатов.
Почти девять долгих дней подряд, с утра до позднего вечера мы бродили, словно тени, с Хьюзом по пустынным и глухим местам, любуясь дикой, нетронутой природой, и с одержимостью кладоискателей ковыряясь в каменистой земле. Как ни странно, я оказался в данном ремесле весьма примерным учеником и очень скоро до того втянулся в казавшееся пустым занятие, что стал получать удовлетворение уже не столько от улучшения состояния души и мыслей, сколько непосредственно от плодов нашей, порой, изнурительной деятельности, представленной десятком серо-зеленых каменных черепков. Я искренне торжествовал при одном виде огромной ямы, которую мы одержимо копали, не зная отдыха, на протяжении нескольких дней, и вместе с Хьюзом чувствовал страшное отчаяние, когда подземные воды навсегда остановили наши раскопки. Только рядом с неугомонным стариком, среди безбрежных пустошей и нависших скал я столкнулся с целительным свойством захватывающего увлечения, заставлявшего меня теперь как должное воспринимать самые причудливые затеи моего спутника. Одной из таких была адская, каторжная работа с огромным валуном поразительной формы, который мы вознамерились перетащить к дому археолога. Четыре дня, забывая о еде, мы провозились с гигантским камнем, Пока не водрузили его у самого порога хижины. Я буквально валился с ног и обливался потом, однако нахлынувшая мания самопожертвования при воскресшем в памяти образе дорогой мисс Дортои вселяла в меня новые силы, и я с удвоенной решимостью брался за самую тяжелую и неподобающую мне работу.
Очевидно, этот поразительный этап моей жизни продолжался бы еще неизвестно сколько, если бы на десятый день вдруг не зарядил отвратительный моросящий дождь, превративший пустоши в липкие, труднопроходимые болота. Впрочем, уже к этому времени, особенно ненастными ночами, меня все чаще стали посещать хранимые в тайне помыслы о возвращении в «Поющий Камень», цель которого из-за постоянной отвлеченности раскопками, пока еще скрывалась беспробудной пеленой густого тумана. И вот сейчас, будучи вынужден безотлучно находиться в стенах старой хижины и все более предаваться нагнетаемым ромом размышлениям, я совершенно случайно и отыскал ту единственную причину, которая столь коварно подталкивала меня к новому безрассудству. Только мисс Дортон, ее божественный, светлый образ и заставляли меня любым путем возвратиться в проклятое поместье, где с именем юной леди я жаждал принести себя в жертву новому столкновению с ужасом.
Еще день, если не больше, пришлось мне потратить на окончательное обдумывание пока еще тайного намерения, после чего, подготовив для этого внешне правдоподобную, но целиком вымышленную почву, я за завтраком посвятил в свои планы Френсиса Хьюза. Как я заметил, мои слова были восприняты с некоторым сожалением и даже с грустью, однако противиться, а тем более отговаривать меня археолог не стал.
— Разумеется, сэр, вы окрепли и теперь можете спокойно возвращаться к себе, когда вам только
