расстоянии от скалы, — после вашей небольшой прогулки я преисполнен уверенностью, в том, что вряд ли будут иметь место упреки в мой адрес относительно того, что я что-либо от вас утаил.
Уже по одной интонации слов своего брата я понял, какой панический ужас внушал ему этот грандиозный монолит, пошатнув, таким образом, свои прежние предположения. Конечно, не столько на редкость мрачный дом с его темными гобеленами и узкими окнами, сколько призрачная гроза колоссального обвала и была основной причиной того, что его родовое поместье так поспешно переходило в мои руки.
— Какой же силы должен быть ветер, чтобы он заставил скалу заговорить? — самым зловещим тоном спросил я, чувствуя внутреннее удовольствие от того, как Роберт Хугнер трепетал от одного упоминания гигантского камня.
— На это способна лишь сильная буря, а она в наших местах не такая уж редкость, — серьезно ответил брат, невольно вызвав у меня внутренний смех.
Не знаю почему, однако эта короткая утренняя прогулка к постаменту легендарного поющего камня заметно подорвала мой общий интерес к здешним необычным местам, притупив всю остроту восприятия столь загадочной и во многом таинственной обстановки. Едкий туман беспробудной тайны как-то сам собой рассеялся и предо мной возник старый, покосившийся дом, нуждающийся, ко всему, в дорогостоящем ремонте; теперь меня постоянно будут окружать лишь безжизненные мрачные пустоши, делающие из любого пустое чучелоподобное существо, каким стал мой несчастный брат, и наконец, о боже, я окажусь начисто лишенным всего того, что в привычном мире составляет цель человеческого бытия! Поистине, отчаянию, страху и жалости к самому себе во мне уже не хватало места.
Почти весь оставшийся день после прогулки к поющему камню был посвящен церемонии передачи мне старого поместья, закончившейся весьма полным осмотром бесчисленных помещений и прилегающей вековой рощи с небольшим, заросшим болотной травой живописным прудом. Во время бесконечных хождений по залам, лестницам и переходам я искренне восторгался богатством своего странного брата, при всех мыслимых усилиях, тем не менее, так и не сумев найти причину невероятной запущенности и беспорядка, бросавшихся в глаза чуть ли не на каждом углу. Невольно создавалось впечатление, что Роберт Хугнер был бесконечно далек от всего этого, и тогда у меня возникал вопрос, сводящий с ума своей недоступностью. Каким же занятием вообще предавался здесь этот несчастный человек, если на полках обширнейшего хранилища древних рукописей все было пронизано нитями толстой паутины, дорогое охотничье оружие оказалось сплошь покрыто толстым слоем пыли, а ворота пустующей конюшни жалко покоились на одной-единственной петле?
Казалось, каждая новая минута пребывания в «Поющем Камне» неумолимо порождала очередную загадку, испускавшую какое-то грозное дыхание и пронзавшую воображение раскаленной стрелой. Несколько раз, доведенный до полнейшего отчаяния, я осторожно в двусмысленной форме обращался к молчаливому Роберту, однако стоило мне только изложить свою мысль, как его охватывал всплеск настоящего безумия. Становясь вдруг необычайно разговорчивым, Роберт Хугнер погружался в пространные рассуждения, интересовавшие меня меньше всего, довольно проворно находя путь, чтобы уйти от моих очередных вопросов. Любой другой на моем месте тотчас расценил бы его поведение как лишенный смысла вихрь идей, но я вдруг понял, насколько здесь все было сложнее и запутаннее. С жаром перескакивая с одной темы на другую, Роберт так и не смог скрыть от меня своих уставших глаз, тщательно следивших за каждым моим движением.
Окончательно расставшись с намерением в эти минуты что-либо прояснить, я, тем не менее, продолжал возлагать скудные надежды на поздний ужин, где присутствие стряпчего Астона, по моим расчетам, должно было хоть немного сблизить меня с Робертом Хугнером. На первых порах так оно и намечалось — мой брат вернулся к теме наших семейных отношений, однако уже второй бокал вина, выпитый с дьявольской жаждой, вновь надел на него безжизненную маску полного безумца. Полностью потерянный интерес к столь питавшему надежды вечеру я пытался компенсировать грубыми нарушениями рекомендаций доктора Гэлбрейта, что очень скоро дало свои результаты. Ощутив на себе все коварство старого вина, я окончательно запутался в смысле длинных речей Роберта Хугнера и, уже совершенно не слушая своего собеседника, внутренне подготавливал себя к наступлению второй ночи, казавшейся ужасной черной дырой. Вероятно, после столь обильных возлияний я уже приближался к грани душевного срыва, и вот тут-то мое сознание как-то само собой переключилось на ранее незримые моменты в поведении Роберта, явившиеся для меня своеобразной защитой от всеохватывающего чувства обреченности.
Я готов был побиться об заклад, что мой брат куда-то спешил, начиная заметно тяготиться затянувшимся вечером. С каким-то неподдельным страхом поглядывал он на желтый циферблат огромных часов, и когда стрелки вскоре замерли на двух ночи, в Роберта вселилось поистине дьявольское возбуждение, скрывать которое он даже не стал. Дальнейшее пребывание в мрачной гостиной теперь было для меня не столько полнейшей бестактностью, сколько тем долгожданным предлогом, под которым я наконец уединился в своей комнате, где первым делом, словно насмехаясь над словами своего доктора, достал из буфета бутылку вина. Еще немного, и моя абсурдная затея, зародившаяся при свете свечей в гостиной и победившая остатки благоразумия, была доведена до конца. Поручив свою душу Богу и призвав на помощь мужество своих предков, я, охваченный эйфорией постижения какой-то зловещей фантастической тайны, робко подошел к двери с твердым намерением проследить, куда так торопился глубокой безлунной ночью мой странный брат.
Затаившись, я простоял в проеме до тех пор, пока мимо не проплыла фигура стряпчего Астона, направлявшегося в свою спальню. Выждав предусмотрительно еще несколько минут, пока не хлопнула дверь в глубине дома, я бесшумно выскользнул в коридор и, ступая, как кошка, медленно двинулся к боковой лестнице. Недавняя экскурсия по дому, проведенная лично Робертом, оказалась как нельзя кстати, и моя зрительная память, незатронутая чарами хмельного, позволила мне прекрасно ориентироваться в бесконечных темных переходах. Я был полностью уверен в невозможности заблудиться во чреве старого дома, однако по мере продвижения меня все чаще стала посещать одна отвратительная мысль, всякий раз погружая в сиюминутное оцепенение. Как буду выглядеть я, если кто-либо из обитателей «Поющего Камня», даже тот же Джонатан, вдруг увидит меня крадущегося, подобно ничтожному вору, по погруженным во мрак комнатам и коридорам своего собственного имения! Клянусь, неоднократно я хотел отказаться от своего сумасбродства и повернуть назад, однако к несчастью мое воображение, подогретое добротным вином Роберта Хугнера, вскоре нашло простейший выход, отдававший правдоподобием и положивший конец всяким колебаниям: меня изводит неотступная бессонница, и я направляюсь в библиотеку, надеясь, что какой-нибудь роман избавит меня от этих страданий.
Посчитав сего вполне достаточным, я наконец ступил на порог гостиной, в воздухе которой все еще витал приятный запах манильских сигар Роберта. В помещении горела одна единственная свеча, в-свете которой я увидел прибранный стол, аккуратно расставленные стулья и почти угасавшие красные огоньки в зеве камина. Гостиная была пуста и вся обстановка отвергала любую мысль, что по крайней мере этой ночью она станет свидетелем чьего-нибудь тайного визита. Эта первая неудача несколько остудила мой пылавший жаром энтузиазм, но, разумеется, далеко не настолько, чтобы мне пришла в голову светлая мысль повернуть назад. Азарт охотника помимо воли переходил в необузданную страсть и, немного поразмыслив, я двинулся к спальне своего брата, по дороге не отказав себе в искушении заглянуть в комнату с рыцарскими доспехами и библиотеку. Как и следовало ожидать, все они были погружены в полный мрак, кроме спальни Роберта Хугнера, озаренной ярким пламенем огромного камина, но также лишенной каких-либо видимых признаков жизни.
Теперь, стоя на пороге и мрачно смотря на высокое пламя камина, я не знал, куда себя деть от нахлынувшего чувства бессилия, уже не особенно волнуясь тем, что мое присутствие здесь в любой момент может быть обнаружено. Итак, Роберта Хугнера в доме не было; он действительно куда-то торопился и, несмотря на всю свою немощность, сумел опередить меня и исчезнуть. Пожалуй, в любой другой обстановке происшедший со мной казус только вызвал бы на лице растерянную улыбку, но сейчас, утопая в полумраке, я почему-то был уверен, что пропустив исчезновение Роберта, я совершил ужасную оплошность, самым роковым образом сказавшуюся в будущем на моем пребывании в старых стенах «Поющего Камня».
С самым хмурым видом я побрел прочь от пустой спальни, не видя во мраке собственных ног. Проклятая темнота до того давила на грудь, что к моему горлу все ближе поднимался ком мерзкой тошноты, заставивший меня ускорить шаг. Я уже почти добрался до лестничного марша, не питая никаких сомнений относительно предстоящих действий, как вдруг за спиной где-то совсем рядом раздался леденящий душу
