— Так точно! — Со смешком отозвались бойцы, и по команде — разойдись, возбужденно галдя, двинулись к гостинице.
Тем временем, Стафеев, почувствовавший себя в центре внимания, после двух-трех жадных затяжек, начал обстоятельно рассказывать о действиях на Старой площади.
— Мы, товарищ полковник, поступили хитрее, чем предыдущий батальон сотоварищей. — Лукаво прищурившись, он оглядел вставших полукругом офицеров, которые уже внутренне улыбались, ожидая не просто доклада, но — небольшого артистического действа.
— Так, вот. Поздняков, бедолага; неплохой парень, между прочим, едва нас дождался. Ибо перестрелял к исходу событий почти все патроны: так сказать, отгоняя неприятеля от входов в подземные переходы.
Он вновь лукаво усмехнулся и со значением выпустил вверх струю дыма. — Но я его не обвиняю, хотя он и положил там десятка три, не считая раненых… Но, да ладно. Мы же, товарищ командир дивизиона, поступили проще. — Стафеев явно тянул время, чтобы произвести максимальный эффект.
— Тихо-мирно, — комбат чуть присел и даже стал на цыпочки, жестами изображая характер операции, — без суеты, — хитро подмигнув, он заговорщически огляделся по сторонам, — прикрепили фитили к бочкам с бензином, да и.
Стафеев наотмашь рубанул ладонью и в азарте топнул ногой, — катнули их в переход.
— Отлично придумано, — наперебой загалдели офицеры, и кто-то из комбатов одобрительно хлопнул его по плечу.
— Вот, и я говорю то же самое… А затем — следом, бочку мазута, ну, и соляры, естественно… полыхнуло лучше, чем твой напалм… Рота Айтуганова, тот же фокус проделала на Лубянской площади. Ну, а затем, ладком-рядком, пулеметы — на третий этаж ЦК ВЛКСМ; вся площадь, как на ладони… Кстати, они там баррикады начали возводить. На крыше ЦК КПСС — минометы… Разок на нас с вертолетами рыпнулись. Но это, с их стороны — уже, кулаки после драки… Хотя, ЦК ВЛКСМ вскоре накрылось. О чем сожалею…
— Так, понятно, — прервал комдив фривольный доклад Стафеева, и его лицо вновь обрело отстраненно-официальное выражение. — Это вы хорошо придумали — с бочками бензина. Теперь переходы не подорвут. — Ну, да-к, — Стафеев с апломбом пожал плечами, — все метро, небось, пылает. А значит — изнутри, им то же, не добраться.
— Танки с БТРами пройдут, а это самое главное, — вклинился в разговор высокий сухощавый подполковник — командир мехбригады, и разговор офицеров, естественным образом перешел в деловое русло.
Командиры подразделений еще поговорили о предстоящей операции и разошлись для инструктажа младшего комсостава; скоро надо было выступать.
Через полчаса из закоулков между домами начала выползать боевая техника; не слишком много — три танка, шесть БТРов, да десять крытых грузовиков. К половине из них прицеплены средние гаубицы и миномет — «Град», в сорок стволов.
Не густо, но вся артиллерия и основной мехкорпус были сосредоточены на Тверском направлении. А что от них осталось, Дмитрий уже знал; поэтому и эти полдюжины стволов оказывались не лишними.
Наконец, машины выстроились в одну колонну и ушли вперед, едва ли не к трамвайным линиям Чистопрудного бульвара. И тут же по этажам гостиницы пронеслись зычные возгласы дневальных.
— Подъем! Выходить строиться! Подъем!..
Через четверть часа дивизион стоял на противоположной от командирского БТРа стороне и ожидал дальнейших команд.
Утренняя хмарь сливала плотный строй бойцов в единую, почти неразличимую массу, но комдив мог и с закрытыми глазами рассказать структуру, своего, растянувшегося на целый квартал войска; в голове, батальон мотопехоты; затем — полк карабинеров (всполохи дотлевающего пожара тускло отсвечивали на примкнутых к карабинам штыках); полк автоматчиков, связь, минеры, медсанчасть, минометчики.
— Братцы! — Голос комдива сорвался, но затем вновь зазвучал надтреснутым дискантом. — Настала великая минута. И я верю. Эта минута даст новый отсчет в Истории народа. В Истории России! Может быть, в Истории человечества!.. И говорю это не ради высокопарных слов. Ибо сейчас мы двинемся в наш последний и решающий бой! На штурм Кремля! Да! Враг силен. Но знайте. Никакая сила не может остановить воли народа. И его гнева. Тем более — если этот гнев праведен…
Комдив возбужденно взмахнул рукой, подбирая нужные слова, но тут к БТРу подбежал адъютант и взобравшись на него, что-то отрывисто, вполголоса произнес.
Полковник одобрительно кивнул и поправил фуражку, зычно скомандовал.
— Дивизион! Напра-во! Отряды мотопехоты — по машинам! — И сразу, головной батальон кинулся к своим грузовикам.
Автофургон «КамАЗ», в котором, вместе со взводом находился Васильев, шел первым, сразу после колонны бронемашин.
Димка, как обычно, сидел с краю, и потому, видел все, что происходило снаружи.
Хотя, разглядывать было особенно нечего; двух и трехэтажные дома лишь изредка перемежались более высокими постройками. Вокруг ни души, все замерло и только — мерное движение колонны, да приглушенный рокот грузовиков.
Улица, как и полагалось для Старой Москвы, была не совсем прямой, и когда, после Чистопрудного бульвара въехали на Маросейку, пехотные полки потерялись в сумраке, за изгибом поворота.
Димка с опаской взглянул на крыши домов и сделал заключение, что забросать их оттуда гранатами — ничего не стоит, также, как ничего не стоит двум-трем боевикам, спрятавшись в переулке, поджечь все головные машины.
Теперь, оторвавшись от основного контингента, мехколонна оказалась как бы представленной сама себе: отчего чувство загнанной обреченности, щемящим ознобом начало вползать в душу. Внутренний холод, здесь странным образом соединялся с холодом внешним, и того гляди, мелкой дробью начнут стучать зубы.
И чтобы избавиться от ознобной неуверенности, Димка прикусил губу, и начал усиленно рассматривать уходящие назад здания.
Это было совсем не интересно, но краем рассудка он отмечал, что некоторые из них, до Октябрьской революции, явно принадлежали богатым жильцам: ибо имели вычурную лепнину на стенах и барельефы масок над окнами.
Около одного такого остановились, не доезжая квартал до Старой площади.
— Что там? Затор какой-то. — Вполголоса предположил Михалыч и приподнявшись, посмотрел в лобовое, вставленное в брезент окошечко.
Димка тоже высунулся из грузовика; голубое трехэтажное здание было мастерски отделано лепниной, миниатюрными колоннадами и гипсовыми скульптурами античных нимф.
«Постпредство кабинета министров Белоруссии» — прочитал Димка на доске у главного входа.
На противоположной стороне, за решетчатой оградой тонула в полумгле церковь, фоном которой служил стеклобетонный параллелепипед, теряющийся верхними этажами в утреннем тумане.
— Сержант Воробьев! Установку «Град» — на площадь! — Послышался по селекторной связи голос комдива.
— Чегой-то они там? Баррикады, небось? — Вставил свое предположение Михалыч и снова прильнул к окошку.
— Товарищ полковник! Последний заряд, всего десять стволов! — Взмолился в радиодинамике растрескиваемый помехами сержантский голос.
— Ты что, хочешь, чтобы они перещелкали все танки?! Выполнять приказание!
— Есть! — С горьким надрывом раздалось в ответ и через полминуты, по краю обочины, то и дело выбиваясь на тротуар, прокатился «Зил», с минометом позади него.
— Сейчас что-то будет, — с тихим восхищением произнес Грушинский и его глаза шально сверкнули в полутьме. — Даже покурить захотелось, — и он недвусмысленно посмотрел на Цымбала.
— Накуришься еще, — недовольно бросил ему из глубины фургона командир взвода Шкрабов, — в любую минуту могут в бой бросить. Уж тогда, точно, всем дадут — и «Мальборо», и «Герцеговину Флор»…
