— Зачем она безродному?! — сердито прищурилась дриада. — Ради чего? Забыл он, надо же… вот взял и забыл отца с матерью, давших тебе жизнь!
«Разве это жизнь?» — мог бы сказать Лиэн. Впрочем, ничего лучше у него не было, значит, и за эту жизнь он еще поборется.
— Учителя многое заперли в моей памяти, и я согласился на это, — признался он. — Придет время — вспомню, если это будет необходимо для моей цели. Или когда научусь себя полностью контролировать.
— Опасаешься, что выдашь себя друидам Древа Смерти? — тихо спросила она.
Лиэн хлопнул ресницами и опустил руки, отдиравшие рогатину от ветки.
«И что теперь? Не надо было лезть в древо Иссианы. Не запаникуй я тогда, утратив учительский посох, прими бой с демоном, и ничего этого не было бы. Но не убивать же ее, учитель! Я не хочу!!!»
Дриада, увидев его остановившиеся зрачки и напрягшиеся мышцы, шепнула едва слышно:
— Я не выдам тебя, Лиэн, даже если бы ты не стал мне приемным сыном. Ты не один в мире, ты теперь не одинок. Я хочу помочь.
И она с облегчением вздохнула, когда чудовищная тень, мгновенно заслонившая лицо охотника, ушла.
— Но послушай меня, мальчик мой. Маг Хоэрин полагает, что слуги Мортис ищут тебя именно в этом отряде. Может быть, друиды уже поняли, что ты умнее, чем думал… чем они думали, и держишься поблизости. И они наверняка не оставят без внимания ни одного эльфа, идущего в гномьи горы, а значит, при их следующем нападении ты окажешься в одиночестве. Лучше держаться вместе. Мы с Тиаль сможем защитить тебя. Ведь и наши жизни, и жизни всех эльфов сейчас зависят от твоей стойкости. А если тебя схватят?
Он покачал головой:
— Не беспокойся за это. Даже если весь Алкмаар придет за мной, им меня не взять. Об этом мои учителя позаботились. У меня есть последняя руна.
— Что значит последняя?
— Петля времени.
— Полное изничтожение? — прошептала дриада, страдальчески сведя брови.
— Это же благо, Иссиана! Одна руна — и пытка окончена. Как бы я хотел прекратить все это! Но Древо никуда не денется, оно всосало уже много жизней, и я слышу их. Каждый раз слышу, каждую новую жертву! И я не хочу, не могу допустить, чтобы оно осталось. Это невыносимо — понимать, что меня-то не будет, мне хорошо, а оно продолжит расти, жрать, убивать! Если бы я вовремя успел к Посоху Духа!
Он сел на землю, обхватив лоб ладонями. Иссиана, обняв его, погладила встрепанные, все еще испачканные пеплом волосы Лиэна. Сын врага. Ее сын.
Глава 8. Идущие в ночи
«Как ты его держишь, остроухий?! Это посох мага, а не костыль калеки, и нечего на него опираться! О Всевышний! Кого мне вернул Лазгурон?!» — в который раз всплыл в памяти голос отшельника Раэрта.
Но что старый мудрец понимал в охотничьих рогатинах? Совсем ничего. Не понимал, например, зачем обязательно должна быть перекладина. А она — для рук, чтобы не соскользнули к когтям и раззявленной пасти зверюги, когда прижимаешь ее к земле и держишь, чтобы выхватить нож. И на древко должно быть удобно опираться при дальних переходах, когда выслеживаешь какого-то определенного зверя. А когда, как сейчас, приходится беречь комель с растопыренными пальчиками корней, помощница становится обузой.
Зато потому он и заметил ее шевеление, что бережно нес в руке. Знакомая искра куснула сердце: Лиэн снова ощутил след меча. Ошибки быть не могло. Тот самый проклятый меч и эхо его боли. Где-то далеко клинок стонал.
— Не нравится мне это, — пробормотал охотник. — Глупо наступать второй раз на тот же меч.
Но не сворачивать же теперь.
Направление пути совпало: на восток, к горам. Туда же вели следы отряда, бившегося в лесу Вереска. Лиэн решил идти позади. Из головы не выходили слова дриады о поисках нового Посоха Духа. Это была действительно надежда.
Он шел по ночам уже неделю. При Большой ему спать нельзя, даже совсем немного — в этом он убедился, когда нечто, пришедшее во сне, резало волчьи горла с такой ловкостью, какой сам Лиэн отродясь не обладал. Все, забыли об этом. Нельзя, и точка.
Нельзя драться с нежитью — почуют. Ладно, проехали. Уже ничего не исправишь. Слежки за собой Лиэн не замечал, не считая одиночные серые тени, что изредка мелькали вдалеке. Если это и были волки, то не стая. Те, судя по следам, шли где-то далеко впереди.
Что там еще из запретов? Нельзя показывать второе лицо. Хотя поди, разберись, какое из его лиц — истинное. Просто не хочется считать таковым черную, потрескавшуюся, как статуя в храме богини Солониэль, морду.
Нельзя целовать девушек. Точка. Забыли.
Нельзя умирать. Ну, это так, в общем. Никому особо и не хочется.
Пять «нельзя» на каждый корешок комля посоха-рогатины.
Когда рогатина на плече, древесная растопыренная «ладошка» колышется перед глазами и словно раздвигает лесные заросли. А стоит взять в руку древко вилами вперед, она заметает за ним следы. Это Лиэн обнаружил, когда потерял нож у ручья, в котором долго отмывался от жирного праха мертвяков, решил вернуться по своим следам шаг в шаг и заплутал. Может, потому волки и теряют его след?
Нож охотник все-таки нашел. И вот там-то, когда он смотрел, как стекает ручей в круглую ложбинку, разбивая там отражения Лун, и возник вопрос: а откуда в его недоделанном посохе-рогатине взялись такие силы, что он крошил мертвяков без передышки? Такого просто быть не могло, неоткуда таким силам взяться. И магический подарок Иссианы, тайком положенный в ладошку корней, не мог такого сотворить, хотя он и помогает теперь в пути.
С этим предстояло разобраться, как разбирался Лиэн с другой задачей: на каждом привале доставал нож из драконьей кости и тренировался, распаляя его невидимые руны одновременно со вторым лицом и гася их. Учился держать.
Но что это за сила и откуда она в нем, Лиэне? Неужели он открылся Древу Смерти?
Вот это было Самым Главным Запретом. Основой ладошки рогатины, из которой растут пальцы корней.
Корней…
Лиэна скрутило так, что он упал на четвереньки, выронив рогатину.
— Держи лицо! Это не твое! — хрипел он, задыхаясь.
«Это — твое!» — отвечал рвущийся из груди ужас, таившийся в нем. Укорененный. Напоенный волчьей кровью, усиленный недавней битвой, в которой орудовала его вторая сущность — смерть. Чем больше он убивает, не важно, кого, тем крепче Корень. Тем сильнее зов Древа.
Большая Луна щерилась в небе улыбкой. Небо открывало второе лицо, в которое Лиэн не мог смотреть, — это было лицо смеющегося ужаса.
Так нельзя. Так он никуда и никогда не придет.
Он поднялся на колени, нашаривая рогатину. Встал, забыв о комле, который так берег. Древко словно опять вросло в землю — не пошатнулось, пока охотник поднимался, а потом легко выдернулось, когда он сделал шаг.
Призрачное, как баньши, пятно мелькнуло вдалеке между стволами.
«Начинается!» — подумал Лиэн. Стоит зашевелиться в груди тому нечто, о чем нельзя даже помыслить, как к охотнику слетаются неприятности, словно оно их зовет.
Блик снова мелькнул, уже куда ближе, — что-то неслось навстречу.
Охотник подался в тень кроны. Конечно, рогатина не показывала опасности, но она еще плохо
