кушайте, кушайте, смертнички.
– Ты не заговаривайся, старая карга! – автоматически перешли и мы на сказочно-повествовательный лад. – Ты сперва доброго молодца и красную девицу напои, накорми, потом снова напои, снова накорми, потом налей, потом поднеси рюмашку, потом за опохмелочкой сбегай, а потом…
– Да не будет у вас никаких потомов, касатики, – заулыбалась щербатым ртом Луиза, – Нешто я не знаю, кого ко мне на последний фуршет присылают?
– Это кого же? – насторожилась Лукас.
– Ну, как? – радостно осклабилась Луиза, доставая из лифчика длинный свиток. – Государственных преступников, которые на рабочем месте пасьянсы раскладывают или почту личную проверяют под видом деловой. Потом ещё бездельников, которые на летучку опаздывают. Кроме того, негодяев, вольно или невольно нарушающих дресс-код без уважительной причины. Затем, лиходеев, смеющих говорить с начальником, не облобызав предварительно его ботинки. Ну и так, по мелочи…Продолжать, или узнали себя?
– Мы пасьянсы на работе не раскладываем! – попробовала оправдаться Лукас.
– Не раскладываем, нет, – подтвердил Лесин. – Они у нас никогда не сходятся.
– Да чего уж там, пейте! – махнула рукой Луиза. – Вы на свой внешний вид поглядите, неформалы.
– А как вы нас убивать будете? – осторожно спросил Лесин. – И когда?
– Да выгоню вас через часик на улицу, там вас бомжи-вампиры и прирежут, проспиртованных-то. Кровушки вашей вдоволь напьются. Так что наливай, наливай касатик, и мне налей, я-то здесь останусь, в тепле.
– Не меняешься ты, Луиза, – вздохнул Лесин, пригубив очередную рюмку. – Вечно против нас выступаешь, а на нашей ведь стороне – правда!
– А у вас все бомжи – вампиры? – интересуется тем временем Лукас. – Или так, через одного?
– Кто ж их, окаянных, знает, – беспечно призналась Луиза. – Мы всех, кого из Единого Офисного здания выгоняем, так величаем.
– Что, ни разу не проверяли? – не поверила Лукас.
– Свят-свят-свят! Кто же по доброй воле из офиса в неизвестность прыгнет?
– А мы вот прыгнем! – храбро сообщил Лесин. – Айда с нами, Луиза.
– Нет, нет, и не просите! Оттуда ведь, – она перешла на заговорщицкий шёпот. – Никто не возвращался!
– А чего им возвращаться! – заметила Лукас. – Если у вас тут – офисное рабство, а у них там – свобода, равенство и братство!
– Концерты в метро, – элегически поддакнул Лесин.
– Тихо вы, под статью меня подвести хотите, что ли? – побледнела Луиза. – Нету в метро никакой жизни, это всё клевета и навет наших конкурентов из Лодейного Поля. Нет там ни земляничных полян, ни конопляных лугов, ни свечного заводика, ни домика с видом на Кремль, ни пикничков на берегу Сходни, ни оргий в ночь на Ивана Купалу, ни Деда Мороза со Снегурочкой в новый год…
Постепенно она запьянела, начала заговариваться, называть нас Серёгой и Октябриной, а потом и вовсе отключилась. Чтобы не беспокоить пожилую женщину, мы сами убрали все со стола – в удачно обнаружившийся возле барной стойки чемодан – и, не оборачиваясь, шагнули в очередную неизвестность. Где нас уже давно ждали.
Глава четырнадцатая и последняя.
Незнайки в Солнечном городе.
Кто ждал? Да ясно же было сказано: бомжи и вампиры. Вампиры без определённого места жительства и бомжи, питающиеся человеческой кровью. Идём, сами от себя шарахаемся – вдруг набросимся? Страшно.
Хотя вроде тихо. Воплей и скрежета зубовного не слышно.
– Заманивают, – подозревает Лукас.
– Притаились, – осторожничает Лесин. – Сейчас подпустят поближе и…
– И сожрут, меня первую, потому что я толстая, – Лукас взгрустнула.
– Это почему же тебя первую? Я толще, это во-первых, а во-вторых, я нежный, а ты грубая.
– А ты грязный и хромаешь. А я мягкая и красавица. И я толще тебя. И выше.
– Ну, морально, может, и выше, зато этически я чище и – главное – я толще!
– Нет, я толще! Давай животами меряться!
– Давай! Чур, не жухать только. Втяни, втяни живот-то.
– Зачем же я буду живот втягивать? Тогда ты выиграешь, а это нечестно.
– Нечестно, если ты выиграешь, ну хватит уже – живот не выпячивай, не выпячивай, втяни живот- то.
Стоим на трамвайной остановке, как дураки, оба красные, злые, животами меряемся. Толкаемся, конечно, чуть содержимое чемодана не выронили.
Уф. Устали. Присели. Хлопнули – за примирение. Всплакнули.
– Ты, – говорит Лесин, – толстый и красивый парниша.
