отпечатки пальцев проверяли — одуреть можно! Все равно выходит то же самое:
один убийца и один труп. Если вы считаете себя умнее — пожалуйста, покопайтесь сами. Только вряд ли раскопаете новые сведения.
Скалли удивленно воззрилась на следователя. Такая резкая перемена тона ее шокировала.
Естественно, Баррет и ее команда смертельно устали, однако они с Малдером в этом не виноваты. «Громадный рост и бешеный темперамент — не лучшее сочетание», — мысленно заметила Скалли и поспешила вмешаться, пока взаимное недовольство не перешло в безобразную ссору:
— Мы не собираемся мешать вам ловить преступника, следователь Баррет. Наоборот — мы хотим помочь! В связи с этим у меня вопрос. Вы ведь хорошо знаете историю болезни Стэнтона. Он когда-нибудь проявлял склонность к насилию?
Баррет хмыкнула — однако на сей раз почти беззлобно.
— Образцовый гражданин Соединенных Штатов. Вплоть до того момента, как убил медсестру. Ни одного проступка, даже скорость ни разу не превысил. Шестнадцать лет счастливо прожил со своей женой — правда, она умерла этой зимой, в феврале. Преподавал историю стран Европы, а два раза в неделю на общественных началах вел занятия в публичной библиотеке. Образовательная программа для взрослых.
— Может быть, алкоголь, наркотики?
— Бокал вина по праздникам. По крайней мере так утверждает дочь. Зовут Эмили Кайсдейл, двадцать шесть лет, воспитательница в детском саду. Живет в Бруклине. Говорит, что папа всегда был немного робким, но вполне счастливым человеком. И для полного счастья ему требовалось немного — например, покопаться в библиотечном хранилище. Там, кстати. его и ошпарило кипятком.
— В общем, все это мало напоминает биографию маньяка, — прокомментировал Малдер, разглядывая стойку для капельницы и прикидывая, насколько глубоко она застряла в стене. — Согласно документам, рост у него пять футов четыре дюйма, вес всего-навсего сто тридцать фунтов. Как ты думаешь, Скалли, сколько весит вот эта стойка?
Скалли пропустила его вопрос мимо ушей — ей показалось, что Малдер задал его только для того, чтобы подразнить великаншу. Кивнув на подшивку листов в руках Баррет, она спросила:
— Это медицинская карточка Стэнтона? Баррет кивнула и передала ей все документы. — Мы с доктором Бернстайном несколько раз изучили ее от корки до корки. Хирург утверждает, что здесь нет ничего аномального с медицинской точки зрения — кроме, разумеется, самого ожога. То есть, как он сказал, «припадок ничем не мотивирован». Хотя, знаете, я уже двадцать лет работаю с убийствами — очень часто люди убивают безо всяких «мотивов».
В карточке оказалось всего шесть страниц, испещренных медицинскими каракулями. К счастью, Скалли умела их разбирать. Стэнтон был доставлен в реанимационное отделение с ожогом третьей степени поверхности правого бедра. У него также наблюдались проблемы с дыханием, вследствие чего был назначен стероид солумедол внутривенно. После того как дыхание стабилизировалось, пациента перевели в операционную и доктор Бернстайн провел эскаротомию — удаление кожи вокруг ожога, чтобы подготовить Стэнтона к трансплантации. Затем пораженный участок был временно закрыт куском донорской кожи.
Операция прошла как по маслу. Через несколько часов Стэнтон полностью пришел в себя в послеоперационной палате; единственной его жалобой было замечание по поводу некоторого дискомфорта. Бернстайн планировал через две недели удалить донорскую кожу и пересадить пациенту участок его собственной.
Скалли ничего не смыслила в тонкостях пластической хирургии, однако общий медицинский опыт подсказывал ей, что в самой операции вряд ли стоит искать причину припадка. Но она нашла строку, которая кое-что объясняла.
Она подозвала Малдера и указала на страницу в карточке:
— Видишь? Стэнтону вводили солумедол. Это очень сильный препарат. Известны случаи, когда после введения большой дозы стероидов у больных начинались припадки ярости — своеобразная реакция нервной системы. Такое редко случается — но случается.
— Стероидальная ярость? — задумчиво проговорил Малдер. — Но ведь ему вливали препарат еще до операции. Почему же реакция проявилась только через несколько часов?
Скалли пожала плечами.
— Совсем не обязательно, что такая форма аллергии проявляется сразу. Кроме того, операция и наркоз могли усугубить влияние аллерген, Как только анестезия прошла — начался припадок.
Малдер скорчил скептическую гримасу.
— Маловероятно. И опять-таки — почем доктор Бернстайн не высказал такого предположения следователю Баррет?
Баррет басовито откашлялась, напоминая своем присутствии.
— Я бы запомнила, если бы он сказал что-то подобное, — заверила она. — Да вы сами можете с ним побеседовать. Сейчас он на операции, но скоро освободится.
Скалли кивнула. Малдер недовольно покосился на свою напарницу — вечно она делает поспешные выводы!
Он достал из кармана хирургические перчатки, аккуратно надел их, подошел к стойке Капельницы и крепко ухватился за нее. Толсты губы Баррет расползлись в снисходительно! улыбке.
— Она сидит крепко. Я двадцать минут пыталась выдернуть — результаты вы видите. По-моему у вас ничего не получится.
Баррет явно хотела его уязвить. Малдер лучезарно улыбнулся, дернул стойку, потом еще и еще… Мускулы заходили ходуном под черным костюмом, по лбу покатился пот, и через минуту суперагент был вынужден признать свое поражение.
— М-да, — озадаченно протянул он. — Похоже, титула чемпиона по вытягиванию железок из стенки я не заслуживаю.
Баррет от души расхохоталась. Ее смех, напоминающий работу мощного дизельного двигателя, оказался таким же ужасным, как и все остальное, но Скалли обрадовалась — обаяние Малдера, похоже, помогло разрядить ситуацию. А поскольку им придется работать с Баррет рука об руку, лучше сразу установить с ней нормальные дипломатические отношения.
— Пока Бернстайн занят, может, стоит поговорить с дочерью Стэнтона? — предложила Скалли. — Где нам ее найти?
— А ее и искать не надо, — махнула рукой Баррет, — Она там, в холле. Очаровашка. Всю рубаху себе лаком для ногтей забрызгала — так переволновалась. Отказывается уходить отсюда, говорит: пока отца не найдут, никуда не пойду. Но вы поаккуратнее с ней — очень легко ломается.
Скалли и Малдер, как по команде, посмотрели на ее огромные красные ладони. Они подумали об одном и том же: в таких руках сломается кто угодно.
— Поверьте мне, ради Бога. поверьте — он не мог этого сделать! — упавшим голосом повторила Эмили Кайсдейл.
Нетронутая чашка кофе, стоящая перед ней на столе, медленно остывала. Малдер и Скалли не нашли ничего лучшего, как пригласить девушку в кафетерий — сейчас это было единственное место во всей больнице, где не шастали полисмены.
Эмили била нервная дрожь, и вид у нее был довольно жалкий. Скалли так хотелось ободряюще взять ее за руку и сказать: «Не волнуйтесь, все будет хорошо». Но она не хотела лгать. Отец Эмили зверски убил молодую женщину, оставив без матери маленького ребенка и без жены — любящего мужа. Возможно, всему виной аллергическая реакция или внезапный приступ душевной болезни — убийство оставалось убийством, независимо от причины.
— Миссис Кайсдейл, мы хотели бы задать вам несколько вопросов, — мягко сказал Малдер. — Понимаю, вам сейчас тяжело, но поймите и нас — мы хотим помочь вашему отцу.
Скалли знала, какие глубокие переживания скрыты в этих словах, произнесенных, казалось бы, вполне официальным тоном. Наверное, в целом мире никто не читал мысли Малдера лучше, чем она. Эмили — хрупкая, симпатичная молодая женщина: стройная фигурка, длинные русые волосы, выразительные зеленые глаза, — пробудила в суперагенте давно забытые чувства. Она напомнила Малдеру сестру. Саманта Малдер навсегда осталась шрамом на его сердце, и хотя странные обстоятельства ее исчезновения давали
