она как… нормальная?
- С придурью, - хмуро сказал Григорий. - Что он - что она.
- Понятно… - Сержант засмеялся. - Турбаза, говорит, заколдована!..
Второй милиционер присматривался к Федору.
- А что это у вас вроде синяк?
- Да на мольберт наткнулся… - ни на кого не глядя, расстроенно отвечал Федор. Он собирал свои причиндалы. Даже издали было заметно, как у него дрожат руки.
Судя по диалогу, до пристани Федор 'не достал'. Видимо, пораженная зона включала только турбазу и окрестности.
- С колдовством вроде разобрались, - сказал веселый сержант. - Так и доложим… А то там дамочка эта назад идти боится.
Нет, к черту эту турбазу, к черту оставшуюся неделю… Вот только Вера с пристани вернется - и срочно сматывать удочки!
Кстати, об удочке… Он ее бросил на мостках.
'Надо забрать, - спохватился Перстков. - А то штакетник до воды не достает, проходи кто угодно по берегу да бери…'
И Николай торопливо зашагал по тропинке к пруду, вновь и вновь упиваясь сознанием того, что все в порядке, что мир - прежний, что книга стихов 'Другорядь' обязательно будет издана, что жена у него - никакая не лиловая, хотя на это-то как раз наплевать, потому что полюбил он ее не за цвет лица - Вера была дочерью крупного местного писателя… что сам он - пусть не красавец, но вполне приличный человек, что береза…
Николай остановился. Ствол березы был слегка розоват. Опять?! Огляделся опасливо. Нет-нет, вокруг был его мир - мир Николая Персткова: синие домики, за ними - еще домики, за домиками - штакетник… А ствол березы - белый и только белый! Лебяжий! Николай всмотрелся. На стволе по-прежнему лежал тонкий розоватый оттенок.
Перстков перевел взгляд на суставчатое удилище, брошенное поперек мостков. Оно было очень похоже на змеиный позвоночник.
- Чертовщина… - пробормотал поэт, отступая.
Последствия гипноза? Только этого ему еще не хватало!
Николай повернулся и побежал к своему коттеджу. Дом глазел на него всеми сучками и дырками от сучков.
'Да это зараза какая-то! - в панике подумал Николай. - Так раньше не было!..'
Мир Федора не исчез! Он прятался в привычном, выглядывал из листвы, подстерегал на каждом шагу. Он гнездился теперь в самом Персткове.
Григорий Чуский поджидал поэта на крыльце с недобрыми намерениями, но, увидев его, растерялся и отступил, потому что в глазах Персткова был ужас.
Тяжело дыша, Николай остановился перед зеркалом.
Из зеркала на него глянуло нечто смешное и страшноватое. Он увидел торчащий кадык, словно у него в горле полкирпича углом застряло, растянутый в бессмысленной злобной гримаске тонкогубый рот, близко посаженные напряженные глаза. Он увидел лицо человека, способного ради благополучия своего - ударить, убить, растоптать…
Будь ты проклят, Федор Сидоров!
МОНУМЕНТ
Уму непостижимо - следователь сравнил его с Колумбом! Так и сказал: 'Он ведь в некотором роде Колумб…' Ничего себе, а?.. Хорошо бы отвлечься. Я останавливаюсь возле книжного шкафа, отодвигаю стекло и не глядя выдергиваю книгу. Открываю на первой попавшейся странице, читаю: 'Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет - и выше…'
Мне становится зябко, и я захлопываю томик Пушкина.
А как обыденно все началось! Весенним днем женатый мужчина зашел к женатому мужчине и предложил прогуляться. Я ему ответил:
- С удовольствием. Очень кстати. Сейчас, только банку сполосну трехлитровую…
- Не надо банку, - сдавленно попросил он. - Мне нужно поговорить с тобой.
Женатый мужчина пришел пожаловаться женатому мужчине на горькую семейную жизнь.
Мы вышли во двор и остановились у песочницы.
- Ну что стряслось-то? Поругались опять?
- Только между нами, - вздрагивая и озираясь, предупредил он. - Я тебе ничего не говорил, а ты ничего не слышал. Понимаешь, вчера…
Поругались, естественно. Дочь принесла домой штаны и попросила полторы сотни. Татьяна, понятно, рассвирепела и устроила дочери воспитательный момент, но когда муж попытался поддакнуть, она устроила воспитательный момент ему: дескать, зарабатываешь мало - вот и приходится отказывать девочке в самом необходимом. Он вспылил, хлопнул дверью…
- И пошел искать меня? - спросил я, заскучав.
Оказалось, нет. Хлопнув дверью, он направился прямиком к супруге Моторыгина, имевшей неосторожность как-то раз пригласить его на чашку кофе.
Я уже не жалел об оставленной дома трехлитровой банке - история принимала неожиданный оборот. Нет, как хотите, а Левушка Недоногов (так звали моего сослуживца) иногда меня просто умилял. Женатый мужчина отважно сидит на кухне у посторонней женщины, пьет третью чашку кофе, отвечает невпопад и думает о том, как страшно он этим отомстил жене. А посторонняя женщина, изумленно на него глядя, ставит на конфорку второй кофейник и гадает, за каким чертом он вообще пришел. Представили картину? А теперь раздается звонок в дверь.
Это вернулся из командировки Моторыгин, потерявший в Саратове ключ от квартиры.
- И что? - жадно спросил я, безуспешно ища на круглом Левушкином лице следы побоев.
- Знаешь… - с дрожью в голосе сказал он. - Вскочил я и как представил, что будет дома!.. на работе!.. Ведь не докажешь же никому!..
Словом, очутился Левушка в темном дворе с чашкой кофе в руках.
- В окно? - ахнул я. - Позволь, но это же второй этаж!
- Третий, - поправил он. - И я не выпрыгивал…
Он не выпрыгивал из окна и не спускался по водосточной трубе.
Он просто очутился, понимаете?
Я не понимал ничего.
- Может, ты об асфальт ударялся? Контузия… Память отшибло…
- Нет, - Левушка словно бредил. - Я потом еще раз попробовал - получилось…
- Да что получилось-то? Что попробовал?
- Ну это… самое… Вот я - там, и вот я уже - здесь!
Сначала я оторопел, потом засмеялся. Доконал он меня.
- Левка!.. Ну нельзя же так, комик ты… Я, главное, его слушаю, сочувствую, а он дурака валяет! Ты что же, телепортацию освоил?
- Теле… что? - Он, оказывается, даже не знал этого слова.
- Те-ле-пор-тация. Явление такое. Человек усилием воли берет и мгновенно переносит себя на любое расстояние. Что ж ты такой несовременный-то, а, Левушка? Я вот, например, в любой культурной компании разговор поддержать могу. Сайнс-фикшн? Фэнтези? Пожалуйста… Урсула ле Гуин? Будьте любезны…
Несколько секунд его лицо было удивительно тупым. Потом просветлело.
