– Да, – сказал он. – Сразу. Теперь-то я понимаю, что застал их врасплох. Задумайся я на минуту – и меня бы перехватили… Но так совпало, что я оказался возле исследовательского центра. Ну, это такое… – Гриша беспомощно посмотрел вверх, и я представил увеличенное раз в пять здание заводской лаборатории. – Словом, я вошел туда…
– И не задержали?
– А некому было задерживать, Минька. Исследования свернуты, нигде никого… Да и потом кому бы пришло в голову, что кто-то может шагнуть за знак! Это же все равно, что из окна шагнуть. Или сквозь стену…
– Ну, ясно, ясно, – проворчал я. – Газон перебежать, короче.
– Да, – сказал Гриша. – Газон.
Он помолчал, потом поднял на меня темные усталые глаза.
– Вот, собственно, и все…
– Как все? – всполошился я. – А документы? А язык?
– Язык? – безразлично переспросил он. – Да что язык… Там это просто, Минька: надел шлем, нажал кнопку… Главное – решиться…
Из какого же сволочного рая ты вырвался, Гриша, если сидишь вот так, сгорбясь, с остановившимися глазами, и ничего перед собой не видишь: ни людей, ни пыльного летнего парка!
– Ну и что? – постепенно наливаясь злостью, проговорил я. – Ну не повезло! Ну не сработала эта машинка, черт ее дери! Мне вон всю жизнь не везет – так что ж теперь, повеситься?!
Я вскочил. И в тот же самый момент пришла мысль. Вот всегда так со мной. Стоит разозлиться – и уже ясно, что делать дальше.
– Слушай, – сказал я. – Ну а, допустим, прилетает за тобой еще один корабль… Он тоже с этим… с коллектором?
– Насколько я знаю, все корабли с коллекторами.
– Все корабли с коллекторами… И что будет с этим… – я потыкал пальцем в сумку, – …с пистолетом?
– Видимо, заработает.
– Заработает? – И я почувствовал, как по лицу моему расползается глупейшая блаженная улыбка.
– Гриша! – сказал я. – Так какого же мы с тобой черта?.. Надо просто проверять эту машинку каждый день. Все время ее проверять! И как только заработает – все бросать и бегом к майору!.. Ангелы, да? Охотиться за нами, да? Ну, давайте-давайте… Вы – за нами, а мы – за вами!..
Я уже был крепко взвинчен и расхаживал перед скамейкой, говоря без остановки.
– Брось, Гриша! – убеждал я его. – Чтобы два таких мужика – да не выкрутились? Со мной, Гриша, не пропадешь! Ты, главное, Гриша, не робей! Мы тебя научим на собаку лаять!
Домой мы вернулись часам к пяти.
– Да! – вспомнил я перед самой калиткой. – Ключ-то забери. И не оставляй больше…
Слова мои поразили Гришу Прахова. Он взял у меня ключ от своего шкафчика, стиснул его в кулаке, а кулак прижал и груди.
– Минька, – сказал он. – Можно, я задам тебе один вопрос?
– Ну, задай.
– Зачем я вам нужен?
Ничего себе вопросец!
– А черт его знает, – честно ответил я. – Вроде привыкли уже к тебе…
Дома нас ждал сюрприз. Заходим мы с Гришей в большую комнату, а на диванчике – рядышком и чуть ли не за руки ваявшись – сидят мать и Люська, обе заплаканные.
Увидев Гришу, Люська вскочила, вскрикнула и кинулась к нему. Я, конечно, посторонился – того и гляди затопчут.
– Я так и знала, я так и знала!.. – всхлипывала Люська, вцепившись в бедного Гришу. – Я же чувствовала – что-то случится!..
Интересное дело, вяло подумал я. Мать – чувствовала, Люська – чувствовала… Один я ничего не чувствовал.
– Я его посажу! – всхлипывала Люська. – Я его посажу!..
– Кого? – спросил я.
– Бехтеря, кого же еще! – ответила за нее мать. Тоже всхлипывая.
– Какой Бехтерь, чего вы плетете? – сказал я. – Бехтерь к нему и близко не подходил.
Люська уставилась на меня бешеными зелеными глазами.
– Не подходил? А лоб почему разбит?
– Так это не Бехтерь, – объяснил я. – Это я ему рейкой заехал.
– Как? – в один голос сказали мать и Люська.