— Отдайте мне сына, мы подпишем контракт, я помолвлю его с какой-нибудь дочерью — этого добра у меня хватает — и сделаю его своим наследником. Пока я жив, он будет мой.
«Пока я жив», — подумал Гильберт. А если Джон умрет до того, как мальчик достигнет совершеннолетия Гильберт сможет его контролировать. Более того, Гияьберт и так будет его контролировать, сколько бы ему ни было лет в момент смерти Джона. Гильберт всегда подозревал это, а сегодня только лишний раз убедился: у Джона слишком мягкое сердце. Он отдавал все, что имел, за то, что никогда по-настоящему ему принадлежать не будет. Контракты на бумаге ничего не значат по сравнению с правом по крови: Когда мальчику будет несколько лет, Гильберт заявит, что ему без него одиноко, и он захочет его забрать, и Джон вынужден будет платить ему еще и еще деньг».
— Чем же мне утешиться, потеряв сына женщины, которую я любил всем сердцем? — спросил Гильберт.
Некоторое время Джон был в недоумении. Он отдал все, что имел, разве он мог отдать еще что-то?
— Как насчет той лошади… — предложил Гильберт. — И несколько золотых кубков. Мне нужно из чего- нибудь пить. Да, кстати, в моем старом замке совсем нет вина. И еще там надо отремонтировать крышу, а то она протекает.
В Алиде клокотала ненависть, пока она почти час выслушивала, как ее муж «торгуется». На самом деле это никак нельзя было назвать настоящей торговлей, потому что Джон уступил этому презренному негодяю все, что тот требовал. Он дал ему вина, скота, материала на крышу, а также и работников, чтобы эту крышу класть. Он отдал шесть золотых кубков, которые Алида принесла ему с собой в приданое. Это были настоящие произведения искусства, украшенные рубинами, с картинами из жития святых. Они переходили из поколения в поколение в ее семье. Она собиралась отдать их в семью своего старшего сына, а теперь они уходили к этому грязному негодяю, который их, вне сомнения, промотает или переплавит уже через несколько часов.
Потом ей надоело безмолвно смотреть на мужа, и она перевела взгляд на младенцев, спящих на руках у кормилицы. Вот причина всего. Эти дети.
Может быть, сказались годы горя, безжалостных ругательств со стороны мужа. А может быть, то, что она девятнадцать лет молилась и никогда не получала ничего в ответ на свои молитвы. Но в этот момент что-то в ней сломалось.
Больше Алида не верила в то, что когда-нибудь она завоюет благосклонность мужа. Она была ему хорошей женой, она экономно управляла имением и додержала его всегда в порядке. Ему и в голову никогда не приходило поинтересоваться, кто и как все делает в их доме, кто смотрит за тем, чтобы еда была вовремя приготовлена и подана на стол. Он все это переложил на жену, и Алида прекрасно справлялась со своей задачей. Она управляла слугами, хотя была почти постоянно беременна. Когда появлялись какие-то проблемы, а они постоянно появлялись, и во множестве, она со всем справлялась сама и не беспокоила Джона
А теперь, после того как она была прекрасной женой девятнадцать лет, он отдал мальчику, который был ему никем, все, чем ее семья владела в течение долгих веков. Он проигнорировал собственных — образованных и симпатичных — детей, и завещал все чужому ребенку.
Пока она смотрела на черноволосого младенца на руках кормилицы, ее неожиданно затопила ненависть, которую до сих пор она даже не подозревала в себе. Алида всеми фибрами своей души ненавидела и проклинала малыша, который все еще сосал в свое удовольствие грудь крестьянки. Этот ребенок уже убил свою мать, а теперь он убьет и ее… Заботы о его наследстве и его будущем ограбили целую семью.
15
-Я дам ребенку имя, — сказал Джон, и его жена увидела в его глазах свет, которого никогда раньше не было.
Прошел день после того, как она родила. Она так устала, что наконец смогла уснуть. Но не Джон. Он приказал привести стряпчего немедленно, чтобы как можно быстрее подписать контракт с Гильбертом Рашером. Он боялся, что тот передумает и заберет ребенка себе.
После того как бумаги были подписаны, Джон спустился к гостям, которые все еще пировали на свадьбе, и провозгласил, что небо послало ему сына. Он купил себе возможность это сказать за обязательство платить Рашеру урожай зерна с трех полей каждый год все время, пока мальчик жив. Это вдобавок ко всему тому, что он уже ему отдал.
Новость была встречена бурным весельем. Джон решил показать младенца гостям и взял его у кормилицы. И вновь мальчик; как и девочка, принялись орать так громко, что их было слышно даже через громкий смех множества гостей.
Мег потихоньку подошла к Джону и положила на его другую руку его дочь. И тотчас крик прекратился. Джон не знал, что и делать. Он перепугался, что гости подумают, что сын не его, и догадаются, что его проклятая жена опять родила девку.
Но тут выступил вперед Гильберт и громко объявил, что, поскольку дети родились в один день, они помолвлены.
Услышав это, гости развеселились еще больше и принялись пить за здоровье младенцев.
Джон с отвращением смотрел на девочку, я было похоже, что он способен выбросить ее, как отвратительный неодушевленный предмет.
— Поднимите же мою дочь повыше, — потребовал Гильберт. — Покажите-ка всем, какая красавица! Что? Ну, разве вы думали, что я способен произвести на свет такую прелесть?
Он подмигнул всем, и все захлопали от восторга. Может, сам Тильберт Рашер и был когда-нибудь красавцем, но отец как-то раз разбил ему нос, так что тот навеки остался приплюснутым. Кроме того, он не раз падал с лошади и получил не один удар копьем. Кроме того, с десяти лет он вступал в драки с каждым встречным, — среди них были даже женщины. Теперь его лицо было таким, что уже невозможно было сказать, какой же Гильберт был в молодости.
— Как же их назвали? — спросил кто-то из толпы.
— Да-да, — пробормотал Джон, все еще раздраженный тем, что ему приходится держать на руках еще и девочку. — Я его назову. — Джон поднял голову, посмотрел на толпу и улыбнулся. — Я его назову в честь своего отца. — Его улыбка стала еще шире. — Ну, и в честь себя самого, разумеется. Я представляю вам Джона Талиса Хедли — На секунду у него пропал голос, так он был переполнен чувством, а потом он тихо добавил: — Своего сына.
Раздались громкие аплодисменты и оглушительные крики, потому что все искренне разделяли его радость. Может быть, один-два человека и заподозрили правду, но им хватило ума промолчать.
— А ты, Гильберт?! — закричал кто-то из толпы — Ты как собираешься окрестить дочку?
Поскольку Гильберту в жизни никогда не приходилось размышлять о таких пустяках, как имена для детей, он оказался в замешательстве. Он несколько раз открыл рот и опять закрыл его.
Мег, отважившись, заговорила:
— Калласандра, — громко произнесла она. — Вы забыли, господин? Вы назвали девочку Калласандра. — Это имя она слышала много лет назад от каких-то странствующих циркачей, и ей оно показалось красивым. Почти таким же красивым, как и сама малышка.
Все несколько раз произнесли это имя, прислушались, как оно звучит, а потом какая-то женщина проговорила:
— Какая прелесть. — И одобрительно кивнула головой. Гильберту ничего не оставалось, как согласиться с этим.
— Дайте их мне, — произнесла Мег, Забирая младенцев из рук Джона. Она больше не могла без них.
Мег уселась в угол и принялась кормить детей. Джон же решил тут же объявить, что Гильберт женится на его десятилетней дочери. Эта новость была встречена недоумением и ропотом. Гильберт никому не нравился, его просто терпели, поскольку он был высокого происхождения. Но сейчас, будучи пьяными, они не стеснялись выражать свое отвращение, осуждать его за похоть и жалеть невинное дитя.
Гильберт постарался скрыть раздражение тупостью Джона, объявившего эту новость. Он предпочел бы жениться на девочке по-тихому, развлекался бы как хотел, и никто бы не знал ничего.
— Не беспокойтесь, — громко заявил он, пытаясь смягчить сказанное, — я, конечно, не лягу с ней в постель, пока она не превратится в женщину.
