ставить - не сдюжат…
Докука перевел дух. Стало быть, все-таки где-то да есть…
- А по батюшке его как величают? - спросил он тогда осторожно и неспроста.
- Кого?
- Да Розмысла…
- Ты еще по матушке спроси! - усмехнулся суровый поводырь. - Розмысл - это вообще не имя…
- А что?
- Чин такой… Вроде как у вас там наверху боярин… А то и воевода… Смотря что за розмысл…
«Стало быть, боярин… - судорожно смекал про себя Докука, поспешая за коренастым поводырем. - Вона как оно… Навь - Навью, а без бояр, вишь, и тут никуда… Тогда сразу в ножки… Прямо с порога… Помилуй-де… Не погуби, мол…»
Говорить с боярами и прочими именитыми людьми древорез был еще наверху горазд. Тут главное - не перечить. А лучше и вовсе молчать. Он себе толкует, а ты знай мигай, будто смыслишь…
Однако не суждено было свершиться Докукину замыслу. Перед такой они остановились дверцей, что никому бы и в голову не пришло, будто за ней может пребывать кто- либо знатный да именитый. Была та дверца низехонька, неокрашена, а вместо скобы болталась на ней веревочка. Потому и не догадался древорез бухнуться в ножки прямо с порога…
Коренастый потянул за веревочку и вошел, пригнувшись. Докука - за ним. Тесноватый подвал освещали три греческие лампы: две прицеплены были к потолку, а третья стояла посреди обширного стола, за которым, уронив в ладони выпуклую плешь, сидел и разбирал грамоту… даже и не поймешь, кто. Но уж во всяком разе не боярин.
Еще на столе громоздилась некая диковина, искусно выточенная из дерева: дергались два пупчатых резных колеса, свисала с валика малая гирька на сыромятном ремешке, гуляло туда-сюда липовое колебало. Да много там было чего разного наворочено, сразу все и не разглядишь…
- Привел, Лют Незнамыч, - почтительно доложил коренастый.
Сидящий лишь ручкой на него махнул: погоди, мол. Раскумекал грамоту до конца, тяжко вздохнул и, потирая усталые очи, откинулся спиной на гладкий прислон скамьи. Страдальчески взглянул на вошедших.
- Ну, сказывай, Чурыня… Что там у тебя?
Пожамканное морщинистое личико, а уж бороденка-то… Хоть три волоска, да растопорщившись!.. Одежкой розмысл тоже не слишком отличался от прочих навьих душ, встреченных здесь Докукой. А вот поди ж ты - по отечеству хвалят… Лют Незнамыч…
- Привел, говорю, кого велено… - гулко кашлянув в кулак, повторил коренастый Чурыня.
Розмысл Лют Незнамыч мигом оживился, спрянул с лавки и ростиком оказался - с Шумка, не выше. Так, обсевок какой-то…
- Кудыка? - спросил он, пронзив древореза острым взором.
- Докука я… - виновато вжимая голову в плечи, осмелился поправить тот. А будь перед ним подлинный боярин - даже бы и поправлять не стал: Кудыка - так Кудыка…
Розмысл запнулся, задумался на миг.
- Или Докука?.. - тревожно переспросил он сам себя. - Вот память- то стала… Ну да неважно… - Он повернулся к столу и с уважением оглядел хитроумную диковину. «Трык- трык… - постукивал и поскрипывал резной снарядец. - Трык-трык…»
- А что, Докука?.. - одобрительно молвил розмысл. - Ловко излажено… И резьба хороша… Что скажешь?
Древорез поклонился на всякий случай и, подступивши с опаской к чудной снасти, придушенным голосом подтвердил, что да, чисто сработано… Сразу видно, искусник резал… Розмысл такому ответу почему-то подивился и взглянул на Докуку с любопытством.
- Ну ты не больно-то важничай!.. - ворчливо заметил он, ненароком бросив древореза в холодный пот. - Рука, не спорю, верная, а вот насчет головы - это мы еще посмотрим…
- Так я пойду, Лют Незнамыч? - напомнив о себе глуховатым кашлем, спросил Чурыня. - Там уже отгрузка вовсю идет…
Розмысл его не услышал, он снова был увлечен резной снастью. Досадливо прицыкнув, кивнул мизинцем на что-то понятное ему одному и вновь вскинул взгляд на древореза.
- Словом, так, Докука, - известил он, деловито потирая руки. - Нечего тебе наверху делать… Да нет, ты не дрожи, не дрожи! Наверх мы тебя отпускать будем… Ну, не сейчас, конечно, а со временем… А работать - здесь, у меня. Нам такие, как ты, позарез нужны. Чего заробел?
- Помилуй, батюшка!.. - Ножки подломились, и древорез пал перед розмыслом на колени. - Не губи неповинного!..
- Ну вот, неповинного!.. - Глядючи на него, Лют Незнамыч распотешился и даже лукаво подмигнул переминающемуся у дверцы Чурыне. - Часы изладил, а сам ни при чем… Ты их как, у греков подсмотрел или своедуром дошел, а, Докука?
- Милостивец!.. - запричитал древорез, смекнув наконец, в чем дело. - Да мне такое в жисть не изладить! Это Кудыка, верно, резал, непутевый! Его рука…
Розмысл оторопел. Вид у него был, будто семерых проглотил, а восьмым поперхнулся.
- Погоди-погоди… - сказал он, заслоняясь натруженной небоярской ладошкой. - Ты кто?
- Докука!..
- А резал кто?
- Кудыка!..
Лют Незнамыч потрогал с тревогой выпуклую плешь и повернулся к Чурыне.
- Ты кого привел? - недоуменно сведя лысенькие брови, спросил он.
- Кого в бадье спустили, того и привел, - опасливо ответил тот, глядя на древореза.
Лют Незнамыч побагровел и так треснул ладошкой по столу, что колебало остановилось.
- Да будет у нас когда-нибудь порядок или нет?.. - пронзительно завопил он в наступившей тишине. - Я этих волхвов на Теплынь-озеро закатаю, золу выгребать! Там их Завид Хотеныч живо приструнит! Кто сейчас наверху?
- Соловей…
- А ну-ка мигом его ко мне!.. Запоет он у меня сейчас… по- соловьиному!..
Угрюмый Чурыня сунулся было в дверцу, но спохватился.
- А этого куда? - спросил он, кивнув на обмирающего со страха Докуку.
- Ну не отпускать же его теперь! - вспылил розмысл. - Сам жаловался, что на разгрузке людей не хватает, вот и поставь на разгрузку… А мне Кудыка нужен! Кудыка, а
