- Берендейками?!
- А то чем же? Понятно, что берендейками… Вы их кому в жертву приносите? Солнышку? Ну вот в солнышке они и сгорают, берендейки-то ваши… - Тут Ухмыл почуял спиной неладное и обернулся. Кудыка стоял столбом. - Э, ты чего?
- Погодь… - прохрипел Кудыка, запуская пальцы за ворот рубахи. Накатило удушье. Постоял, отдышался… - Зачем же мы их режем-то?! - завопил он так громко, что на пристани даже оглянулись. - Душу, можно сказать, вкладываем!..
- Ну, как?.. - Ухмыл несколько растерялся. - А иначе вы вообще ни щепочки не принесете, все в печь засунете… без молитвы-то… И так вон уже ничего не боитесь… Перунов, говорят, со старых капищ на дрова крадете…
К счастью, древорез вспомнил вдруг, что к резным идольцам он теперь никакого отношения не имеет. И все равно: работы было жалко… Да какой работы!..
- Очухался, что ли? - спросил Ухмыл, тревожно заглядывая в глаза. - А очухался - так пошли…
До самой махины древорез брел молча и вид имел пришибленный. С мыслями удалось собраться лишь в самом конце рва.
- Слышь, Ухмыл… - сипло позвал он. - Ну, с берендейками - ладно… А ночи-то у нас почему длиннее, чем у греков?
- Еще бы им не быть длиннее! - Ухмыл усмехнулся. - Греки-то, вишь, три солнца катают, а мы-то - два…
После таких слов ум Кудыкин и вовсе разбежался весь по закоулкам, ничего в середке не осталось.
- Так, может, и нам тоже?..
- Эва! - подивился Ухмыл его наивности. - А где ж тебе третье взять, ежели у нас их всего два и есть? Четное да нечетное…
Похожая на качель махина заслонила тем временем весь прочий берег. Как и на пристани, копошились, ползали и ходили по ней людишки, что-то выстукивали, что-то подмазывали. Судя по запаху, дегтем. Резкий голос Завида Хотеныча Кудыка заслышал еще издали. Розмысл стоял под самым перечапом и что-то кому-то указывал.
- Суров… - заметил, словно бы похвастался, Ухмыл. - А уж умен-то, умен!.. - Понурился и вздохнул сокрушенно. - Эх, мне бы такую голову - я бы уже, наверно, сотником был…
- Чего ж не стал? - впервые подала голос хмурая Чернава. - Смекала недостало?
- По грамоте осекся, цифирь не далась… - удрученно признался тот.
Сделал знак подождать его здесь, а сам вжал голову в плечи и робкими мелкими шажками направился к розмыслу. Обратился, однако, без поклона и шапку, к удивлению Кудыкину, ломать не стал… Завид Хотеныч, нахмурясь, выслушал Ухмыла, потом повернулся и смерил взглядом Кудыку с Чернавой. Был розмысл высок, острокост, а глаза имел темные, пронзительные.
Повинуясь властному движению согнутого перста, древорез и погорелица приблизились не без опаски. Мельком окинув оком Чернаву, грозный Завид Хотеныч воззрился на древореза.
- Надевай шапку-то - вши расползутся… - недружелюбно молвил он. - Что умеешь?
- Часы… - неожиданно сказала погорелица и придурковато хихикнула.
- Значит, из древорезов… - задумчиво цедил Завид Хотеныч, развалясь на стульце греческой, видать, работы и постукивая пальцами по долгому, чуть не до дверей, столу. - Ну что же, это неплохо… Грамоту разумеешь?
- Разумею, батюшка, - истово отвечал Кудыка. - Как все, так и мы… Почитай, вся слободка грамотная…
Ухмыл с Чернавой помалкивали и старались дышать пореже да потише. Втроем они стояли у самых дверей, как раз в торце стола. Сияли лампы. В углу что-то пощелкивало звонко и однообразно, но метнуть туда глаз, Кудыка не дерзнул.
Розмысл вскинул изможденное узкое лицо, прожег взглядом.
- А вот чтобы батюшку я от тебя больше не слышал, - скрипуче молвил он. - Сынок нашелся… Как же ты, древорез, к обозу-то пристал? Набедокурил, небось, у себя в слободке да и убрался спозаранку по морозцу, а?
Кудыка понурился. И впрямь ведь набедокурил…
- Она тебе кто? - Завид Хотеныч кивнул на Чернаву.
Древорез замялся. А и впрямь: кто она ему теперь?..
- Да вроде как жена…
- Как это - вроде?
- Н-ну… невеста… - нехотя выговорил Кудыка.
- Тогда внуши своей невесте, чтобы впредь она так больше не балагурила, - сурово изрек Завид Хотеныч и на всякий случай пояснил: - Насчет часов. Так-то вот!.. - Фыркнул, потом сронил в раздумье точеную, по-гречески подстриженную головушку, а уже мгновение спустя вскинул вновь. Что-то, видать, решил.
«И впрямь смекалист… - с невольным уважением подметил Кудыка. - Быстро кумекает…»
- Добро… - бросил Завид Хотеныч. - Поставлю вас пока на золу, а там видно будет…
- Нет! - вскрикнула Чернава и тут же запечатала себе рот ладошкой.
- Что такое? - не понял розмысл.
- Да погорелица она… - принялся растолковывать Ухмыл. - Из Черной Сумеречи… Боится, когда солнце падает… Ее бы куда-нибудь под землю пристроить…
Завид Хотеныч недобро прищурился. Оплошал Ухмыл. Не стоило, ох, не стоило указывать розмыслу, кого куда пристраивать…
- Это с каких же пор древорезы погорелиц в жены брать стали? - с морозцем в голосе осведомился Завид Хотеныч.
Кудыка лишь виновато развел руками. Розмысл насупился и вновь посмотрел на Ухмыла.
- Ты где их таких раздобыл?
- Я же сказываю, Завид Хотеныч, с обозом пришли! - вскричал тот, округлив от искренности глаза.
У розмысла задергалось левое веко, и, надо понимать, плохо бы сейчас пришлось всем троим, не поскребись кто-то в дверь.
- Кого там еще водой примыло? - грянул Завид Хотеныч.
Дверь приоткрыли не без робости, и Кудыка словно в прорубь окунулся, ибо порог с поклоном переступил не кто-нибудь, а тот самый рябой высокий волхв из капища близ слободки. Был он, правда, на этот раз без оберегов и без посоха, лик имел испуганный, а в руке держал скатанный в трубку пергамент.
- Вот, Завид Хотеныч… - с жалкой улыбкой произнес он, наклоняясь вперед и протягивая грамоту через весь стол.
