замечание Хью.
— Что ты имеешь в виду? Какое свечение? Ты хочешь сказать, он лучился довольством?
— Типа того… ты должен понимать, о чем я толкую, — ухмыльнулся Хью. — Не знаю, такой ореол после секса… Гламур?
— Кому какое дело? — резко вмешалась я, никак не желая развивать этот разговор.
Сет задумался:
— Ладно, значит, так оно и есть. Ведь каждый после секса испытывает что-то вроде этого.
— Да, но у инкубов и суккубов все по-другому, — с видом знатока принялся объяснять Питер.
Если не ошибаюсь, он пытался говорить с британским акцентом, подражая Бастьену.
— Их свечение действительно видно — по крайней мере, для прочих бессмертных. Во время секса они забирают жизнь своего партнера. Их манит жизненная сила. Для бессмертных недавно с кем-то переспавший инкуб или суккуб почти…
— Сверкает, — подсказал Коди. — Или искрится. Но при этом… нет. Это трудно объяснить. Разве Джорджина тебе об этом не рассказывала?
— Об этом — нет, — сказал Сет. — Так я… э-э, смертные этого не видят?
— Мы играем или нет? — повысив голос, нетерпеливо поинтересовалась я.
Мой взгляд перехватил Картер.
— Не так, как мы, — гнул свое Питер. — Но они… вы способны осознать это. Или, лучше сказать, ощутить. Это вас притягивает. Очень заманчивое состояние.
Я вжалась в кресло, пытаясь сообразить, заметит ли кто-нибудь, если я вдруг сделаюсь невидимой. Все равно никто не слышал моих возражений.
— Ты должен был это почувствовать, — сказал Хью, потягивая виски. — В те дни, когда ты видишь Джорджину и почти не можешь себя контролировать, так она возбуждающа. Глаз не оторвать. Конечно, трудно объяснить разницу, поскольку она всегда возбуждающая, а?
Все, кроме меня, Картера и Сета, засмеялись. Понятно, что последнюю фразу черт считает комплиментом, но мне все же очень хотелось швырнуть в него стакан. Веселье вскоре поутихло, и мы вернулись к картам. Но сказанного не вернешь. За оставшееся время мы с Сетом словом не перемолвились, чего никто — за исключением, кажется, Картера — даже не заметил.
Когда мы с Сетом ушли, я поняла, что происходит нечто скверное. Я довезла его до дома, и он пригласил меня поесть мороженого «Роки роуд». Он был большой любитель мороженого. Я собиралась развернуться и уехать, если бы не сверхъестественное притяжение «Роки роуд». К тому же я вспомнила нашу договоренность с Сетом во время последнего раунда переговоров в постели — что проблемы лучше обсуждать, а не пренебрегать ими. Я по-прежнему была убеждена, что так оно и есть, но теория и практика — вещи совершенно разные.
Он разложил мороженое, и мы съели его в тишине. Сет, не глядя на меня, нерешительно вертел в руках ложечку.
— Так это правда? — наконец спросил он.
— Что правда? — Как будто я не поняла.
— Ладно, не заставляй меня объяснять, — мягко проговорил он. — Я просто хочу услышать твою версию, вот и все.
Я уже собиралась сказать что-нибудь, способное все это сгладить, но язык словно распух и не поворачивался. Связной речи не получалось.
— Это правда? — повторил Сет.
Так и не дождавшись ответа, он продолжил:
— Подчас, когда я вижу тебя — как той ночью — и едва могу дышать, до того ты прекрасна… так прекрасна, что я начинаю совершать идиотские поступки, — и все это означает, что ты просто… с кем-то спала? То есть я, конечно, не имею в виду спала… э-э… буквально…
Черт, это общение действительно высасывает все соки.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
— Фетида, — сказал он после долгого молчания, — поговори же со мной.
Я резко вскинула голову:
— Что ты хочешь от меня услышать? Ты уже знаешь ответ. Они бы не стали лгать. Ладно, на самом- то деле они лгут непрерывно, но не в этом случае.
Он кивнул и положил блюдце и ложку на кофейный столик. Сгорбившись на диване, он не смотрел на меня, а, погрузившись в раздумья, блуждал взглядом по комнате. Я могла только гадать, что творится в его голове. Ему было известно, кто я и чем занимаюсь. Но одно дело — поверхностное представление, и совсем другое — вдруг узнать о существовании ощутимого свидетельства каждой моей любовной связи. Теперь он мог распознать мое «свечение» и понять, что я только что из чьей-то постели, и совсем недавно была в чьих-то других руках, и совершала самые сокровенные из возможных между двумя людьми действий.
— Прости меня, — сказала я, не зная, что еще сказать.
— За что?
— За… это. За то, что я делаю.
— Почему? В этом твоя суть. Тебе приходится это делать, так? Зачем же извиняться за свою собственную… хм… природу?
— Так… что же теперь? Для тебя это нормально? Знать, что я вытворяю с другими парнями? Или, вернее, когда именно я этим занимаюсь?
— «Нормально» — не совсем подходящее слово, но, полагаю, да. А вот что для меня не нормально… — Он помедлил, как всегда обдумывая свои слова, прежде чем произнести их: — А вот ненормально то, что ты боишься рассказывать мне об этом. Ты не могла не видеть, насколько я был… ошеломлен. Но ты не завела разговор об этом и ничего мне не объяснила.
— Что я должна была сказать? «Спасибо, что заметил, как я привлекательна. Это все потому, что я только что прилегла с каким-то незнакомцем в низкопробном клубе»?
Сет вздрогнул, и я тут же пожалела о сказанном.
— Вероятно… вероятно, можно сформулировать немного более, хм… тактично, однако да. Думаю, что, по существу, ты могла бы сказать именно это.
Я помешала растаявшие остатки мороженого.
— Это не так просто, сам понимаешь. Для тебя достаточно трудно принять сам факт того, что я сплю с кем-то, и без реальных, так сказать, доказательств каждого раза, когда это происходит.
— Почему бы тебе не позволить мне решать, что я могу, а что не могу принять.
Не сказать, что он произнес это с гневом, но я никогда не слышала его таким резким и напористым. Моей высокомерной составляющей такой тон совсем не понравился, однако я понимала, что сейчас он оправдан. И нельзя не признать, что доверие — это тоже своего рода кайф.
— Мне известно, кто ты, — продолжил он, — и я знаю, что ты делаешь. Мне пришлось смириться с этим с самого начала наших отношений. Да, это меня беспокоит, но это не значит, что я не могу справиться с этим знанием.
Он положил ладонь мне на руку и рассеянно водил пальцами по коже.
— Ты не должна бояться говорить мне правду. Никогда. Даже если она неприятна. То, что у нас есть, не имеет отношения к сексу — это же совершенно очевидно. Но если мы вдобавок не будем честны, тогда вовсе ничего не останется.
Я заставила себя посмотреть на него и улыбнуться:
— Как можно быть таким молодым и таким мудрым?
— Не такой уж я мудрый, — сказал он, притягивая меня к себе, и я положила голову ему на плечо.
Против «молодого» он возражать не стал. Объективно взглянув на наш возраст, вполне можно было обвинить меня в совращении малолетних.
