платежей. Существовала вероятность того, что РИПЛ перейдет от угроз к делу, выиграет суд, бросит инкассо на расчетный счет и заберет причитающиеся ему деньги. Но Андрею почему-то казалось, что в ближайшее время этого не произойдет. И в его таблице взаиморасчетов компания РИПЛ отсутствовала.
А во второй половине мая они обратились (уже в который раз) с предложением погасить долг и взять на условиях отсрочки платежа еще два монитора. Дело в том, что переговоры с РИПЛом Андрей начал вести в 1999 году, тогда же была сделана заявка на кардиомониторы и центральную станцию (мощный компьютер и периферия, объединяющая все кардиомониторы в сеть, данная система выводит все данные на один экран и позволяет одному человеку, например дежурной медсестре следить за всеми пациентами). Все позиции были выбраны из старого каталога, и к моменту, когда РКБ произвела оплату, данная продукция была снята с производства. Новая аналогичная была дороже, бюджет был уже сверстан, и Андрей никак не укладывался в выделенные Минздравом РТ деньги. Уменьшать количество мониторов было нельзя, так же как менять конфигурацию. Мухлевать он не мог и даже не стал просить клиентов, они бы по дружбе может помогли, но такие просьбы разрушают дружбу.
И тогда он поставил РИПЛ перед фактом: либо позиции по первоначальной заявке, либо вообще никакие, заказчик обратится к другим поставщикам. И РИПЛ был вынужден рыскать по всей Европе, по всем складам, чтобы набрать нужное количество старых кардимониторов. Тут возникла ещё одна неувязка. Чтобы выбить максимальную скидку, Андрей на переговорах назвал количество мониторов с потолка. С его слов, без подписания заявки, продукция была заказана, доставлена и растаможена в России. А РКБ оплатила меньшее количество, разница составила десять штук. Сначала РИПЛ не хотел отгружать меньшее количество, либо всё либо ничего, но Андрею удалось уговорить поставить столько сколько нужно. Оставшееся он пообещал выбрать позже.
С оплатой за поставленный товар возникли проблемы – в тот год (2001) Андрей как раз переезжал в Петербург и ему были нужны деньги, чтобы внести их в уставной фонд Экссона и начать работу по свинцу и аккумуляторам с Ансимовыми и Быстровыми. Потом, как водится, пошли другие сложности. Кое-как, после долгих изнурительных переговоров, он упросил РИПЛ без оплаты отгрузить, смонтировать и запустить оборудование (это может сделать только обученный сервис-инженер, а без монтажа контракт считался невыполненным и это грозило скандалом с конечным потребителем – РКБ). Какие-то деньги пришлось заплатить.
И вот уже в течение четырёх лет, с 2000 по 2004, длилась эта тягомотина – РИПЛ навязывал оставшиеся кардиомониторы, потому что они были заказаны строго под Совинком, и требовал оплаты всей поставки; Андрей же перечислял по мелочи, столько, чтобы показать динамику платежей, чтобы поставщик не подавал в суд, вёл переговоры, и, если появлялись клиенты на кардиомониторы, то забирал необходимое количество на РИПЛе, продавал их, а деньги опять же пускал на свои личные нужды. Так, четыре кардиомонитора были проданы в отделение детской кардиохирургии первой городской больницы (Петербург, улица Авангардная), которой заведовал друг Игоря Быстрова. Два монитора удалось навязать в РКБ, ещё один продали в Волгограде. Осталось три – и эти три Расторгуев умудрился взять без оплаты (почти без оплаты, десять тысяч рублей всё же бросил им, не пожадничал), увеличив общий долг до $54,000.
Своё решение он мотивировал тем, что таким образом удастся пролонгировать динамо на более длительный срок – теперь, если РИПЛ прижмёт угрозами арбитража, или заявит в суд и выиграет, то можно вернуть эти мониторы обратно и показать свои добрые намерения к урегулированию спора. После чего стороны вернутся к исходной ситуации с долгом $40,000, но ничего себе! после погашения задолженности около 40 % (в виде возврата трёх мониторов) РИПЛ просто обязан будет долго терпеть, прежде чем снова что-то требовать.
И в конце концов, эти мониторы, хоть и устаревшие, можно куда-нибудь пристроить. А уж вырученные за них деньги – тем более.
Новый исполнительный директор Совинкома провёл серию невероятно интенсивных заседаний в офисе – проведение собраний было его коньком. Головомойки, внушения, разборы полетов, планирование и отчетность, и, что характерно, сказанное на собраниях не оставалось на уровне разговоров, а претворялось в жизнь. Он был настолько уверен в себе, что, казалось, мог крошить бетон одним своим взглядом. Как можно сопротивляться таким энергиям? Никак – и народ не сопротивлялся, а делал то, что приказывают. Сотрудники отдела продаж рыскали по Волгограду (и соседним городам) и насаждали Совинком, как картошку. Продажи росли.
Поскольку все требования Андрея были выполнены (кроме взаиморасчетов – но на то были объективные причины), а провинившиеся секретарь и главбух уволены, то не было никаких причин строить буку и задерживать зарплату. Перед отпуском Андрей закрыл все финансовые обязательства перед сотрудниками и перед стратегическими поставщиками и настолько расщедрился, что погасил задолженность фирмам, у которых кредитовался Рошаль (с целью поставки тем клиентам, предоплатными деньгами которых перехватывался Андрей и которые не собирался возвращать и подставить таким образом бестолкового Рошаля).
«В другой раз, на более крупную сумму», – рассудил Андрей.
И с чистой совестью и светлыми надеждами на будущее отправился с семьёй и компаньонами (всеми, кроме оставшегося на хозяйстве Владимира) в Хорватию.
Глава 146
Успехи, достигнутые птенцами гнезда Иосифова, то есть его протеже (прямо какой-то Dream Team), расположили к нему Андрея, и он благосклонно выслушал от Ирины новые кадровые предложения. Она (в который раз!) изменила своё мнение и сказала, что было бы неплохо довести дело с Ярошенко до конца, то есть уволить его, а на его место взять кого-нибудь от Иосифа Григорьевича (есть готовая кандидатура). Также, на работу просится Станислав Закревский, грамотный юрист и толковый парень – опять же по рекомендации старого седого полковника. Андрей смутно помнил какую-то проблему, когда-то возникавшую с этим Закревским, – в любом случае надо было звонить святому Иосифу и у него выяснять за обоих соискателей.
Андрея всегда интересовали трудовые ресурсы, рекрутинговые эксперименты он мог ставить до бесконечности, поэтому, услышав о новых соискателях, тут же стал звонить Иосифу Григорьевичу. На утро следующего дня был запланирован вылет в Хорватию, поэтому до отъезда нужно было срочно утолить перманентный кадровый голод.
Но уже в четыре часа дня святой Иосиф был недоступен ни на мобильном, ни на рабочем телефонах. И Андрей, выезжая с завода Балт-Электро, позвонил ему на домашний телефон. Ответили не сразу. Дозвонившись, наконец, Андрей поздоровался и спросил насчёт кандидата на должность руководителя аптечного управления и насчет юриста Закревского.
– Ответ такой, – бодро откликнулся Иосиф Григорьевич, – на аптеки рекомендую тебе очень активного парня, у него кафе на набережной, я его также прикрываю, у него проторенная дорожка в различных нужных нам инстанциях, всё под моим контролем, естественно. Что касается Закревского…
Тут старый седой полковник замолчал, обдумывая ответ, и Андрей явственно услышал в трубке такой странно знакомый грубоватый, будто прокуренный женский голос, довольно развязно протянувший: «Иоська… ну ско-о-ро ты та-а-ам?» Потом в трубке стало глухо – видимо, Иосиф Григорьевич зажал трубку рукой, несколько мгновений, и Андрей снова услышал собеседника:
– Слушай, товарищ генерал, ну не мытарь меня, приезжай завтра ко мне на работу, и поговорим! Давай, отдыхай!
И он разъединился. Связь прервалась.
Андрей некоторое время застывшим взглядом смотрел на трубку. Сзади посигналили – он как раз стоял на светофоре перед Обводным каналом, загорелся зеленый, надо ехать. Он машинально отпустил тормоз, машина плавно тронулась. В его ушах всё ещё звенел этот женский голос. Таня! Бандитка любви! Сирена, услышав которую, уже не заснёшь! Её появление в доме старого седого полковника было вполне объяснимо, она уже бывала у него вместе с матерью, у которой даже какое-то время была с ним связь. А судя по произнесенным словам, старый хрыч пристроился и к дочери. Но это невероятно, немыслимо, не может быть! Андрей считал, что Таня смиренно ждёт, когда он примет какое-то решение насчет формата их дальнейших отношений. И что в её голосе можно услышать только звуковое отражение ИХ мира, в котором он, она, и их огромная любовь. Никакой другой мужчина не должен был, не имел ни возможности, ни права слышать эти игривые интонации.
