Он не ответил, но его зелено-золотые глаза все внимательно взвешивали.
— Да. Да, у меня были секреты. Секреты, о которых я сейчас сожалею.
Это заставило меня замолчать на несколько минут. Я не ожидала извинений. Что-то во мне смягчилось к нему.
— Правда?
— Если бы я не обманул тебя на счет Железной Короны, — объяснил он, — мы все еще были бы вместе.
Я просто смотрела. Та часть меня, что никогда не переставала любить его, оживилась. Было трудно слушать его исповедь в своих чувствах, признавая то, что между нами было что-то более важное, чем его план интриг. Это было новое понимание Дориана, которое удивляло... и нравилось мне.
— И если бы мы оставались вместе, — продолжал он, — я был бы счастливым обладателем последствий этой лекарственной неудачи.
Слишком много для осознания новых реалий. Со вздохом я развернулась.
— Конечно. Конечно, это подлинный источник твоих сожалений. Ты не хотел начинать революцию.
Я слышала, как он встал и сел рядом со мной на кровать. Несколько секунд спустя, он нагло лег рядом. Я передвинулась, чтобы освободить место.
— Это больше чем революция, — сказал он. — Я же говорил тебе во время нашей первой встречи, что я хочу иметь детей от тебя, несмотря ни на какое пророчество.
— Я не уверена, что часть 'от меня' все еще актуальна.
Дориан дотронулся до моей щеки и повернул мое лицо к своему.
— Ты действительно веришь в это? Ты веришь, что мои чувства к тебе настолько малы, что то, что ты была бы матерью моего ребенка, было бы важнее мира?
Я начала поправлять его насчет миров, но мне показалось это мелким.
— Я не знаю, во что я верю, — честно ответила я. — Я не знаю есть ли у меня силы и мотивация, чтобы проанализировать наши отношения, чтобы понять что делать дальше.
Я положила руку на живот. Глаза Дориана проследили за движением и были очарованы.
— Несмотря на твой глупый выбор отца, это...
Он протянул руку к моему животу, но потом убрал ее.
— Это чудо. Это осуществление пророчества. Это жизнь. И на самом деле, Кийо больше не имеет к этому отношения. Он потерял какие-либо права на этих детей. Теперь они твои и только твои.
Мои пальцы, лежащие на животе, напряглись, не страдальчески, а скорее, в собственническим жесте. Мой взгляд расфокусировался.
— Я до сих пор не могу в это поверить. Я не могу поверить, что он так легко отказался от своих детей. Что он так легко отказался от меня...
— Я сомневаюсь, что это было легко. Тебя потерять не легко.
В этом была небольшая нотка горечи.
— Но его несогласие с пророчеством оказалось слишком велико. Тогда как моя поддержка достаточно сильна, чтобы защитить тебя, несмотря на твое предательство, и вступить в безумное будущее.
Предательство? Я начала было говорить ему, что он последний, кто может обвинять кого-либо в этом, но прикусила язык.
— Будут ли люди думать, что ты сумасшедший, чтобы сделать это?
— Едва ли, — он насмешливо фыркнул. — Большинство будет думать, что они мои дети, и этого, в любом случае, будет, как ни странно, достаточно.
Но никто в зале, кроме Жасмин, не слышал нашего краткого разговора с Дорианом об отцовстве. Я нахмурилась.
— Иногда мне кажется, что Кийо тоже так считает.
— Они и в самом деле могут быть моими детьми.
Сначала я подумала, что это была шутка, но весь юмор исчез с его лица.
— Я не думаю, что ты полностью понимаешь, что такое генетика.
— Я понимаю что воспитание детей больше, чем просто кровь, — сказал он, все еще всерьез. — И как я уже говорил, он отказался от них и осознает ситуацию. И если он, и остальные сомневаются в отцовстве детей, так это к лучшему. Просто объяви меня отцом. Сделай это поскорее, и, по нашим законам, дети, фактически, будут моими.
Что-то в этом заставило меня встревожиться.
— Что ты имеешь в виду под словом «фактически»?
Он пожал плечами немного более небрежно.
— Титулы. Престиж. Защита. Наследование, если кто-нибудь будет достаточно сильным, чтобы править королевством. Согласно пророчеству, твой сын таким будет.
— Я не знаю, — ответила я.
Возможно, была выгода действовать сообща в этом виде джентрийского «усыновления», но я чувствовала, что Дориан умолчал о некоторых вещах — о своей личной выгоде. Он был все еще расстроен из-за меня. Он не любил Кийо. Я не видела причин, по которым он сделал бы это.
— Я должна подумать.
— Думай поскорее, — сказал Дориан. — Вскоре все придет в движение, особенно, как только мы вернем тебя обратно в твои земли.
— Зачем? — спросила я его. — Зачем ты хочешь заявить о своих правах на чьих-то там детей? Я так понимаю, что осуществляю твое желание увидеть воплощение пророчества, но ты не обязан делать этот дополнительный шаг.
— Возможно, чужие дети лучше, чем никаких, — сказал он.
Это было еще одно необычное высказывание от него, опять неожиданное. Оба философские и трогательные. Почему-то я все еще искала здесь подвох. Это не было из-за любви ко мне. Уже нет. Он снова протянул руку к моему животу и на этот раз не отвел ее, хотя убедился, что моей не касается.
— Разреши мне задать тебе вопрос, — сказал он, когда я не ответила. — Почему ты предпочла сохранить этих детей? Ты побоялась дьявольской процедуры, используемой вашими людьми, чтобы убить жизнь? Или ты не смогла бы жить с кровью дочери на своих руках?
Мой ум перемотал обратно тот день у врача. Тот день? Вот черт. Это было сегодня в обед. Столько много всего случилось, что, кажется, прошли недели с тех пор. Мое ужасное испытание с Кийо затуманило память, но сейчас я вспомнила процедуру узи, картина увиденного и звуки стали такими живыми и реальными, как будто я испытывала их снова.
— Я слышала их сердцебиения, — выдала я наконец. — И я видела их.
Ну, в некотором роде. Эти пятна на мониторе до сих пор были для меня некоей абстракцией, но это мое мнение было в данный момент неуместно.
— И когда я...
Я попыталась объяснить свои чувства.
— Я только... Я просто их захотела. Обоих. Независимо от обстоятельств.
Медленная незнакомая улыбка скользнула по лицу Дориана:
— Это, — заявил он, — самая джентрийская вещь, которую я когда-либо от тебя слышал.
Обычно я дразнила его, говоря «джентри» вместо «сияющие». Сейчас это было одной из его ошибок, которые он допускал рядом со мной. Однако, смысл его слов был более важным.
— Это смешно.
— Это не так. Люди делают разные вещи. Они проживают жизнь беззаботно. Честно говоря, после всего этого времени я начинаю думать, что ты больше человек, чем джентри.
— Не хотелось говорить тебе, но так и есть, — сказала я.
Дориан разлегся более комфортно, переместил свою руку на моем животе так, чтобы она лежала поверх моей, слегка приобнял. Это было так по-собственнически, что в моих глазах было равноценно его падению на колени.
— А ты, моя дорогая? Твоя философия так похожа на мою. Ты носишь ребенка, который, как утверждают, поработит человеческий мир — мир, в который ты какое-то время не сможешь вернуться,
