разработали план, как нам быть вместе. Все надежды рухнули, когда его насильственно обратили в стригоя. Для меня это стало непередаваемым кошмаром. Потом, в результате чуда, в возможность которого никто не верил, Лисса с помощью магии духа снова трансформировала его в дампира. Однако, как выяснилось, это вовсе не означало, что все снова станет в точности так же, как было до нападения стригоев.
Я сердито посмотрела на Эйба.
— Дмитрий выдержал, да, но был очень подавлен из-за всего произошедшего. Он и сейчас в таком состоянии.
Осознание того, какие ужасные зверства он творил, когда был стригоем, всей тяжестью обрушилось на него. Не в силах простить себя, он клялся, что больше вообще не способен любить. Тот факт, что я начала встречаться с Адрианом, не способствовал решению проблемы. Предприняв множество тщетных усилий, я смирилась с тем, что для меня и Дмитрия все кончено. И решила жить дальше, надеясь, что у нас с Адрианом что-нибудь получится.
— Да, — сухо ответил Эйб. — Он подавлен, а ты живая картина счастья и радости.
Я вздохнула.
— Иногда разговаривать с тобой все равно что с самой собой: чертовски раздражает. Ты пришел, чтобы сообщить мне ужасные новости. Я была бы счастливее, оставаясь в неведении. Больше тебе тут ничего не надо?
«Никогда не предполагала умереть таким образом. Никогда не думала, что моя смерть будет заранее обозначена в календаре».
— Мне просто хотелось повидаться с тобой. И посмотреть, как ты устроилась.
И только тут до меня дошло, что в его последних словах есть доля правды. Пока мы разговаривали, Эйб смотрел на меня почти неотрывно. Я полностью владела его вниманием. В нашей пикировке не было ничего, что могло бы насторожить охранников. И все же довольно часто взгляд Эйба ускользал в сторону, фиксируя коридор, мою камеру и все другие детали, которые его интересовали. Эйб не случайно носил прозвище Змей. Он всегда рассчитывал, прикидывал, взвешивал, всегда выискивал малейшее преимущество. Похоже, склонность к безумным планам — это у нас семейное.
— Еще мне хотелось помочь тебе пережить это время. — Он улыбнулся и протянул сквозь решетку два журнала и книгу, которые до этого зажимал под мышкой. — Может, это улучшит тебе настроение.
Ну, вряд ли любое развлечение сделает более переносимым двухнедельный обратный отсчет времени в ожидании смерти. Журналы были посвящены моде и уходу за волосами, книга называлась «Граф Монте- Кристо». Я подняла ее, остро нуждаясь в том, чтобы внести в разговор элемент шутки и сделать ситуацию не такой пугающе реальной.
— Я смотрела фильм. Эта тонкая символика на самом деле не такая уж тонкая — если, конечно, ты не спрятал в книге напильник.
— Эта книга лучше фильма. — Он сделал движение, собираясь уходить. — Ладно. Продолжим литературную дискуссию в следующий раз.
— Постой! — Я бросила журналы и книгу на койку. — Прежде чем ты уйдешь… Во всей этой неразберихе никто ни разу не поднимал вопрос, кто на самом деле убил ее.
Эйб молчал, и я вперила в него взгляд.
— Ты ведь веришь, что это не я сделала?
Насколько я его знала, даже считая меня виновной, он все равно пытался бы помочь. Это было бы вполне в его характере.
— Я верю, что моя славная доченька способна на убийство, — наконец ответил он. — Но этого ты не совершала.
— Тогда кто?
— Над этим я сейчас и работаю.
Он повернулся и зашагал в сторону выхода.
— Но ты только что сказал, что у нас времени в обрез! Эйб! — Я не хотела, чтобы он уходил. Не хотела оставаться наедине со своими страхами. — Исход дела предрешен!
— Просто помни, что я говорил в зале суда, — бросил он через плечо.
Он ушел, а я села на постель, вспоминая тот день в зале суда. В конце слушания он сказал мне — очень уверенно, — что меня не казнят. И что даже до судебного разбирательства дело не дойдет. Эйб Мазур не из тех, кто дает пустые обещания, но я начинала думать, что даже у него есть свои пределы, в особенности поскольку наше время истекало.
Я снова достала скомканный листок бумаги и расправила его. Он тоже попал ко мне в зале суда; его незаметно сунул мне в руку Эмброуз — слуга и, как поговаривали, любовник Татьяны.
Я сотни раз читала и перечитывала эти слова, отчего они, конечно, ничуть не изменились, как и вопросы, ими порожденные. Действительно ли Татьяна написала эту записку? Доверила мне — несмотря на откровенно враждебное отношение — столь опасную тайну? В нашем мире все решения за мороев принимают двенадцать королевских семей, но в определенной ситуации их может быть всего одиннадцать. Лисса — последняя в своем роду, никаких других членов семьи Драгомир нет, и в этом случае, согласно моройскому закону, она не имеет права быть членом Совета и голосовать, когда он принимает решения. Совет уже одобрил очень скверный закон, и, если верить этой записке, за ним могут последовать другие. Лисса могла бы выступать против этих законов — и некоторым людям это не понравилось бы; людям, которые уже продемонстрировали свою готовность убивать.
Еще один Драгомир.
Еще один Драгомир — это означает, что Лисса сможет голосовать. Еще один голос в Совете может многое изменить. Может изменить весь моройский мир. Может изменить мой мир — скажем, в том смысле, признают меня виновной или нет. И конечно, он может изменить мир Лиссы. Все это время она считала, что одинока. И однако… Я в тревоге задавалась вопросом, обрадуется ли она этому сводному брату или сестре.
Я смирилась с тем, что мой отец мошенник, но Лисса всегда возводила своего отца на пьедестал, верила только хорошему о нем. Эта новость может стать для нее потрясением, и, хотя всю жизнь меня обучали тому, как обеспечить ее физическую безопасность, я начинала думать, что защищать ее нужно не только в этом смысле.
Но прежде всего мне необходима правда. Я должна узнать, действительно ли записка от Татьяны. У меня был способ выяснить это, но для этого мне пришлось бы делать то, что я ненавидела.
Что ж, почему бы и нет? Все равно прямо сейчас мне больше нечем заняться.
Встав с постели, я повернулась спиной к решетке и уставилась на пустую стену, используя ее как точку фокусировки. Собралась, напомнила себе, что у меня хватит сил сохранять самообладание, и позволила рухнуть мысленным барьерам, которые всегда бессознательно возводила вокруг своего разума. И почувствовала, словно избавилась от огромного давления — как будто из надувного шара выпустили воздух.
Внезапно меня окружили призраки.
