ее поступками. Сесиль не была ни хорошенькой, ни слишком умной, но окружающие искренне любили и уважали ее. Девочка понимала, что такое чистая совесть, и ей достаточно было взглянуть на Энни, чтобы проникнуть в ее душу, чистую, как кристалл.
Когда все собрались в часовне на вечернюю молитву, мистер Эверад произнес приличествующее случаю слово. Он говорил, что Господь прощает искренне кающихся и что настоящее раскаяние ведет за собой исправление.
– Есть поговорка, – прибавил он, – что краденый напиток сладок, но это только кажется. Кто пробовал его, тот знает, какой горечью он отзывается впоследствии.
Короткая речь почтенного священника поддержала Эстер в испытании, которое ожидало ее. После молитвы миссис Виллис собрала воспитанниц в рекреационной зале и объявила, что возвращает им все прежние привилегии. Обстоятельства, по ее мнению, таковы, что в личности виновной сомневаться не приходится. По ее мнению, проделки последнего времени дело рук Энни Форест, которая одна и должна нести всю тяжесть наказания. С завтрашнего же дня в «Лавандовом доме» все пойдет по-старому.
Глава XXXIX. Тяжелое испытание для Эстер
Ночью Эстер не сомкнула глаз. Бледное лицо Энни, в отношении которой она так дурно поступила, неотступно преследовало ее. Зачем она возненавидела ее с самой первой минуты? Зачем приписывала ей все дурное и не хотела верить в хорошее? Эстер не могла не признаться себе, что утром Энни поступила благородно. Если бы Этти могла вернуться назад, она не обременила бы свою совесть ложью: тогда она скрыла от миссис Виллис, что знает обстоятельства подмены сочинения Доры.
Первый раз в жизни честная и прямая Эстер солгала. Причиной этого была свойственная ей заносчивость и ревность. Теперь она глубоко сожалела об этом и искренне раскаивалась, но сознаться уже не могла. Чтобы вся школа узнала о ее низости – избави Бог! Нет, если освободить Энни от подозрения можно только таким образом, то пусть лучше все остается так, как есть.
Эстер чувствовала себя несчастной и искренне желала, чтобы Энни удалось оправдаться. Она была уверена, что автором всех бесчестных проделок была Сьюзи Драммонд, хотя решительно не понимала, каким образом эти неповоротливые мозги могли изобрести столь изощренные мошенничества: нарисовать карикатуру, подделать почерк. Тем не менее у нее не оставалось и тени сомнения в виновности Сьюзи. Эстер пыталась придумать, как заставить ее сознаться и тем оправдать Энни, но самой остаться при этом в стороне.
Эстер решила поговорить со Сьюзен и дать ей понять, что кое-что знает о ее ночных проделках. Несколько успокоившись, под утро она задремала, но ненадолго. Ее разбудила маленькая сестра, которая, выбравшись из своей кроватки, подбежала к ней и испуганно зашептала:
– Ой-ой! Муха, Этти, муха!
Этти встала и выгнала из-под полога сестры забравшуюся туда пчелу. Взяв Нэн к себе в постель, она принялась успокаивать ее, рассказывая о пчелках и об их искусно построенных домиках. Девочка заулыбалась:
– Нэн любить пчейку. И Этти любить, а Энни очень-очень любить.
Последней фразы было достаточно, чтобы сердце старшей сестры опять очерствело. Но худшее было еще впереди. Этти предстояло испытать большое потрясение.
Уроки в этот день шли своим чередом. Энни сидела на своем месте И прилежно трудилась. Не было и в помине обычного перемигивания и пересмеивания с подругами, что так выводило из себя ее наставниц. Энни не отвлекалась, поэтому получила хорошие баллы.
Особенно отличилась она во французских спряжениях, бывших для нее всегда камнем преткновения. Удивленная француженка принялась было ее хвалить, но, вспомнив, что девочка наказана, замолчала.
По окончании утренних уроков Энни удалилась в свою комнату, где должна была оставаться во время перерыва. Для прогулки ей было назначено другое время.
Было 10 июня, стояла необычная жара. В воздухе висело марево, ни один листочек не шевелился. Ученицы бродили как сонные мухи, даже игры не шли им на ум. Девочки снова пользовались свободой и, разумеется, рады были, что ни мисс Гуд, ни мисс Дейнсбери не ходят за ними по пятам.
Им было о чем поболтать: о приближающемся дне объявления премий, о наградах, о наказании Энни и обо всем прочем. Больше всего их интересовало, признается ли Энни, а если нет, то как поступит с ней миссис Виллис.
– Ведь она воспитывается из милости, – презрительно заявила Дора. – Миссис Виллис не получает никаких средств за ее содержание здесь.
– Да, и она все-таки умнее тебя, бедный «мутный ручей», – насмешливо проговорила одна из младших учениц. – Как там обстоят дела с твоей «рекой»? Бросилась ли она в объятия отца-океана?
Дора вспыхнула и отвернулась, а дерзкая девочка проговорила как можно громче:
– Терпеть не могу подобного тона! Какова бы ни была Энни, но она самое милое создание во всей школе.
Эстер тем временем высматривала Сьюзи Драммонд, чтобы поговорить с ней. Бледное лицо Энни не давало ей покоя, и, несмотря на ревность, Эстер хотела спасти девочку. Но как она ни вглядывалась, как ни звала, Сьюзи как в воду канула.
Тем временем мисс Драммонд, уютно устроившись в гамаке, сосала леденцы. Она прекрасно слышала, как Эстер звала ее, но откликаться не имела ни малейшего желания. В конце аллеи Эстер встретила Нэн, которая, под надзором няни, рвала маргаритки. Этти уселась возле нее. Малышка шалила, валялась в траве, пачкала свое белое платьице и была в отличном расположении духа.
– Я слышала, мисс, что эта шалунья, мисс Форест, сделала что-то очень дурное, – шепнула няня.
– О, нет, – поморщилась Эстер с досадой. – Зачем бросать грязью в бедняжку, когда она и без того наказана! Если Энни виновата, то ей и так уже досталось.
– Энни не виновата, Нэн любить Энни, – тут же залепетала малышка.
– А меня уже разлюбила? – ревниво поинтересовалась няня.
Эстер встала, чтобы идти к себе. Нэн, сидя на руках у няни, посылала ей вслед воздушные поцелуи. Эстер пришла в свою комнату, вымыла руки и приглаживала волосы перед зеркалом, когда к ней влетела взволнованная Сьюзи Драммонд, растерянная, с безумными глазами.
– О, Эстер, Эстер, – скорее промычала, чем проговорила она, бросившись на кровать лицом вниз.
– Что случилось, Сьюзи? – спросила Эстер довольно неласково. – С чего это ты ворвалась как безумная? Хочешь разыграть нервный припадок? Лучше успокойся, сейчас позвонят к обеду.
Сьюзи вскочила, подбежала к умывальнику и, налив в стакан воды, залпом выпила его.
– Теперь я могу говорить, а то запыхалась, пока бежала. Беги, Эстер, беги, как можно скорее, если хочешь ее спасти!
– Кого спасти?
– Сестру твою, крошку Нэн. Я… Я все видела… Я лежала в гамаке, мне не хотелось шевелиться… но я видела, как Нэн играла с няней, рвала цветы… Ты звала меня, но мне хотелось спать… Потом ты ушла. Немного погодя няня говорит Нэн: «Посидите смирно, мисс, я сбегаю за другой катушкой ниток. Я вернусь через минуту, моя золотая…» Она ушла, а Нэн осталась… Вдруг крик… Я открыла глаза и вижу: страшная черная женщина схватила Нэн, завернула в платок и убежала… Это было делом одной минуты. Я закричала, выскочила из гамака, но страшной женщины и след простыл… Не знаю, куда она подевалась, словно сквозь землю провалилась. Ах, Эстер, тебе дурно?..
– Воды, глоток воды! – прошептала сдавленным голосом Этти. – А теперь пусти меня.
Глава XL. Девочка-цыганка
В одну минуту весь «Лавандовый дом» был поставлен с ног на голову. Об обеде позабыли и думать. Наставницы, ученицы, слуги – все бросились сначала к тому месту, где еще лежали сорванные маргаритки, потом дальше – в лесок, в поле. Обшарили все, но никаких следов Нэнси или черной женщины не нашли. Няня в отчаянии рвала на себе волосы и бросалась как безумная во все стороны, хотя никто ни в чем ее не обвинял, ведь она оставила девочку в полнейшей безопасности.
