Чувство тошноты. В такой вот среде мне приходится дышать. Ощущаю позыв выдавить остатки воздуха из легких, но не могу, потому что не смогу продолжать жить после этого. Я не могу жить, не дыша. Но если я и дальше буду вдыхать пустоту, мое тело тоже станет пустотой. Я стану пустым, как губка.
Или – для меня давно уже слишком поздно, и я уже пустой?
– Что с тобой, Кадзу-кун? Тебе плохо?
Услышав знакомый голос, я медленно приподнимаю голову, продолжая лежать на парте. Передо мной стоит Коконе, смотрит, хмуря брови.
– Я вспомнила, у тебя же кровь шла из носа на физкультуре, да? Тебе именно из-за этого сейчас может быть плохо, ты в курсе? Если плохо себя чувствуешь, может, проводить тебя в медпункт?
– Нечего о нем тревожиться, Кири. Держу пари, все дело не в крови из носа, а скорее в коленках, на которых он лежал, – произносит Дайя; он тоже подошел к моей парте, а я и не заметил.
– В коленках?.. …А! дошло! Вот, значит, что! Нааадо же, любовная лихорадка…
Коконе ухмыляется и ободряюще хлопает меня по плечу.
– Тыыы! Ты, ты! Не слишком ли это нахально, если учесть, что это ты? Не увлекайся такими взрослыми вещами, как любооовь.
– Поддался на такое примитивное обольщение – просто смешно.
– Н-нет! Я всегда любил…
Моя фраза обрывается на середине. Это была оговорка, во многих смыслах. Во-первых, если бы я закончил, тем самым я бы признался Моги-сан, но главное…
– Ха? Ты ж до вчерашнего дня к Моги относился как обычно, разве нет?
…это была бы неправда.
Фактически я влюбился в нее сегодня. По крайней мере с точки зрения Дайи и остальных это было совершенно неожиданное пробуждение чувства. Потому-то никто не знает о моей долгой любви к ней, хоть она и очевидна по моему поведению.
– Смотри, смотри, Дайя, похоже, этот парень только что признался, что он безответно влюблен в Касуми. Ухихи, – Коконе с ухмылкой пихает Дайю локтем.
– Ага. Если повезет, я смогу этим цирком еще немного насладиться.
– Ухехе… все-таки смотреть шуры-муры других – это так прикольно! Мм, мм. Не волнуйся. Сестричка на твоей стороне! Я буду давать тебе советы и вообще помогать! А если тебя отошьют, я тебя даже утешу! Но если у тебя выгорит, я тебя убью, потому что ты будешь меня раздражать.
– Не беспокойся. Когда эти двое начнут встречаться, я украду ее.
– Уаа, звучит прикольно! Любовные неудачи, запутанные любовные треугольники! Супер!
Жестокие все-таки эти двое, трещат, и им дела нет до моего паршивого состояния.
Хорошо еще, ХХ здесь нет. Если б еще и он тут был, он бы точно не упустил возможность и повел бы разговор так, что он обязательно пришел бы к…
– …Э?
– Мм? В чем дело, Кадзу-кун?
– Ни в чем, просто… Интересно, где он. Прогуливает, что ли?
– О ком это ты? – подозрительно спрашивает Дайя. Странно. Я думал, Дайя после таких моих слов тут же поймет, кого я имею в виду.
– Не догадываешься? Разумеется, я о…
…Эээ, о ком?
А? Погодите-ка! Я… я намереваюсь назвать имя некоего человека. Так почему же я не только имени, но даже лица его вспомнить не в силах?
– …Кадзу-кун? Что с тобой? О ком это ты сейчас говорил?
Я ощущаю тошноту; у меня в глотке как будто что-то полужидкое, вроде слизняка, отчего мне хочется разодрать эту самую глотку. Но мне везет, я все же могу еще испытывать это чувство отвращения. Если бы я это проглотил полностью или выплюнул, ХХ перестал бы существовать.
– Ээй… Кадзу-кун!
Нет проблем. Я могу вспомнить. Я могу вспомнить благодаря этому отвращению.
– …Харуаки.
Так зовут моего друга. Моего товарища, который заявил, что будет на моей стороне всегда.
…Совсем слабая, но все-таки надежда. Надежда на то, что Харуаки просто вылетел у меня из головы почему-то. Но все же я действительно идиот. Этой надежде…
– Эй, Кадзу. Кто такой этот «Харуаки»?
…не суждено было сбыться.
Я стискиваю зубы, пытаясь противостоять гадкому ощущению. Дайя и Коконе явно недоумевают, оба смотрят на меня нахмурившись.
Они оба забыли. А ведь они знали его гораздо дольше, они дружили с самого детства.
Факт, что «Харуаки» больше не существует, впивается в меня безжалостно, и…
– Я иду домой.
…это для меня смертельная рана.
Я встаю, забираю сумку, отворачиваюсь от Дайи с Коконе и направляюсь прочь из класса.
Находиться здесь для меня невыносимо.
Почему Харуаки здесь нет?
Я знаю почему. Знаю. Харуаки был «отменен».
Кем? Это тоже не вызывает сомнений. Он был решительно «отменен» «Главгероем», создателем этой «Комнаты отмены».
Я все понимал неправильно. Я думал, «Комната отмены» нужна для того, чтобы обычная повседневная жизнь могла длиться вечно. Как глупо. Такого просто не могло быть. Повседневная жизнь называется повседневной жизнью, потому что она течет изо дня в день. Если остановить течение реки, поднимается ил, и вода становится черной. Здесь то же самое. Здесь тоже все заиливается.
Ааа, понимаю. Думаю, я уже много раз это замечал. Сколько бы я ни повторял, рано или поздно я всегда это обнаруживал. И тогда я переставал считать Аю Отонаси врагом.
Ая Отонаси уничтожит «Комнату отмены».
И, зная то, что я знаю сейчас, – почему я должен ее останавливать?
Звонок на урок. Думаю, почти все мои одноклассники уже вернулись на свои места.
Именно поэтому, прежде чем выйти из класса, я оборачиваюсь.
Пустая парта. Еще одна пустая парта. Еще одна пустая парта. И вон там еще одна. Ахх… да понял я уже, никого здесь не смущает это огромное количество пустых мест.
Я, наверно, мог бы догадаться. Но я не думал об этом, потому что не хотел признавать.
Ая Отонаси пришла к выводу, что отобрать у меня «шкатулку» невозможно.
Но изначально было ясно, что прекратить «Комнату отмены» совсем просто, если только известен виновник. Те 20000 с лишним повторов были нужны ей только для того, чтобы заполучить «шкатулку».
Итак… что она предпримет?
Разве это не очевидно?
Мои руки-ноги взмывают в воздух, когда на меня налетает грузовик. Такая знакомая правая нога валяется в стороне, зрелище просто невероятно комичное. Я даже умудряюсь смеяться каким-то образом.
– Значит, здесь все и закончится…
Меня «убили». Я позволил себя убить.
– 27753 бессмысленных повтора. И все это время потрачено впустую? Должна… должна признать, что даже я уже устала.
Если быть точным, я еще жив. Но, лежа в луже собственной крови, я знаю. Я умру. Спасения нет. И, конечно же, убила меня она.
