Как, без поддержки рыцарства крестьянин Дерзнул подобный подвиг предпринять? О, если он в свои так верит силы, Тогда ему мы больше не нужны. В могилу можем мы сойти спокойно. Бессмертна жизнь… иные силы впредь К величию народы поведут. (Кладет руки на голову стоящего перед ним на коленях мальчика.)
От головы, где яблоко лежало, Свет новой, лучшей вольности взойдет. Уходит старое — не то уж время, Среди руин жизнь сызнова цветет. Штауффахер
(Вальтеру Фюрсту)
Каким огнем зажглись его глаза! Не жизни гаснущей последний проблеск, Но жизни новой это первый луч. Аттингаузен
Вот едут рыцари из старых замков Присягу дать на верность городам И в Юхтланде и в Тургау, повсюду. Подъемлет Берн державную главу, И Фрейбург создает оплот свободы, Прилежный Цюрих граждан снаряжает В кровавый бой… И силы королей О вековые стены разобьются… (Продолжает, как ясновидящий, все более и более вдохновляясь.)
Князей и рыцарей вдали я вижу. Они идут, сверкая сталью лат, Сломить отважных сыновей свободы[243] — Борьба на жизнь и смерть! Кровавой сечей Здесь не одно прославится ущелье. Вот, не щадя себя, с открытой грудью, На копья дерзко ринулся крестьянин[244] — И брешь пробил — погиб дворянства цвет, И стяг победы подняла свобода. (Взяв за руки Фюрста и Штауффахера.)
Держитесь вместе… вечно, нерушимо… Свобода одного — свобода всех. Дозоры на вершинах гор поставьте, Друг другу помогайте. И да будет Союз ваш век… един… един… един… (Откидывается на подушки; но, бездыханный, он еще держит их руки.)
Фюрст и Штауффахер некоторое время на него смотрят, затем скорбно отходят в стороны. Тем временем тихо собираются слуги. Они подходят, безмолвно выражая, кто сдержаннее, а кто сильнее, свое горе; некоторые становятся возле умершего на колени и плачут, склонившись над его рукой.
В продолжение этой немой сцены звонит колокол замка.
Руденц
(вбегая)
Он жив? Скажите, он меня услышит? Вальтер Фюрст
(отвернувшись, указывает на умершего)
Отныне вы — глава наш и защитник, Другое имя носит этот замок. Руденц
(увидев покойника, останавливается в глубоком горе)
О, боже!.. Так раскаянье мое На несколько мгновений запоздало И радостью не будет для него? Я пренебрег его благим советом, Когда он жил… И вот его уж нет. Ушел навек, на совести моей
