буквально до судорожных колик.
Рунге встретил Стасера привычно сухо. Прямой как палка немец восседал за узким конторским столом обдуваемый струей прохладного воздуха выдуваемого напряженно пыхтящим кондиционером. Блеснули стекла элегантных профессорских очков, их наличие само по себе было довольно неприятным признаком. Обычно Рунге весьма щепетильно относился к производимому им на окружающих впечатлению и любая деталь, могущая хоть как-то подпортить имидж крутого вояки, безжалостно удалялась. Потому, несмотря на всем известную близорукость очки капитан кроликов позволял себе лишь в крайне важных случаях, видимо сейчас такой случай как раз и был. На столе перед немцем была разложена желто-коричневая карта окружающей пустыни, редкие зеленоватые вкрапления чахлых оазисов лишь слегка разбавляли общий мертвенно-песчаный фон. Рунге водил по карте допотопным курвиметром тщательно вымеряя длину лишь ему одному понятной кривой линии, справа. На самом краю стола замер высокий тонкостенный стакан, наполненный коричневатой жидкостью. Традиционный чай со льдом. Ни кофе, ни колы Рунге не признавал в принципе. Судя по тому, что жидкости в стакане оставалось еще больше половины, а кубики льда давным- давно растворились, напиток был полностью забыт и не оказался до сих пор нечаянно пролитым на пол или карту лишь благодаря довольно обширным размерам стола.
Капитан даже не поднял головы в ответ на бодрое рявканье Стасера строго уставным образом сообщившего о своем прибытии, лишь коротко по-деловому кивнул на придвинутый торцом к его собственному стол и стоящие вдоль него стулья. Стасеру ничего не оставалось делать, как последовать этому не слишком любезному приглашению и в ожидании объяснений пялиться на карту где курвиметр капитана продолжал тщательно выводить непонятную кривую. Наконец колесико инструмента, проскрипев последний сантиметр по бумаге, замерло. Рунге еще несколько секунд внимательно вглядывался в ту точку на карте, где оно остановилось, затем медленно поднял глаза на Стасера. Ох, не понравились гарду глаза начальника! Нехорошие они были, красные как с похмелья, или недосыпа и вместе с тем какие-то загнанные, больные, точно как у родных российских алкашей с большого перепою мающихся. Вот только спиртного Рунге на дух не выносил, и все на базе об этом знали.
— Хочу сообщить Вам, лейтенант, что на следующей неделе наша база будет подвергнута инспекции руководства Компании. К нам прибывает специальный инспектор, очень высокопоставленный сотрудник, имеющий большие полномочия. От того, какое мнение у него сложится о состоянии дел на нашей базе, боеспособности нашего подразделения и компетентности офицерского состава, будет зависеть очень и очень многое. Начиная от объема поставки необходимого оборудования и вооружения и заканчивая перспективами карьерного роста… Вы ведь не собираетесь до старости скакать по развалинам и палить во все что движется? Не надо меня прерывать, это был риторический вопрос. Вы ведь знаете, что такое риторический вопрос? — Рунге коротким жестом остановил собравшегося было отпустить какую-нибудь колкость Стасера и на несколько секунд замолчал с совершенно потерянным видом массируя переносицу.
— С Вами все в порядке, капитан… — наконец решился осторожно прервать затянувшееся молчание Стасер.
— Да, да, конечно, — тут же вскинулся Рунге. — Прошу простить. Просто устал. Так вот. Инспектор пробудет на нашей базе сутки. Для проверки боевой готовности и эффективности охраны этого более чем достаточно. Естественно все должно быть подготовлено: проверено оборудование постов, вычищено и исправно оружие, столовая и спальное расположение убраны и, конечно, внешний вид Ваших бандитов должен быть соответствующим…
«Ты еще про покраску травы не сказал и про привязывание веточек к деревьям, чтобы крона была симметричной, птеродактиль, — зло подумал Стасер, не забывая между тем почтительно кивать в такт высказываниям начальства. — Видимо это неистребимо! Вечная дурацкая показуха, так раздражавшая в родной Российской армии, нашла свое воплощение и здесь! Хотя, чему удивляться! Ведь Рунге — восточный немец, а там почти пятьдесят лет вовсю копировали порядки непобедимой и легендарной! Одно не понятно. Зачем же ты меня все-таки позвал? Ставить задачу на грандиозную приборку и приведение в порядок надо было на общем совещании командиров групп, а ты вызвал меня одного. Значит, есть что-то еще, то к чему ты никак не можешь подступиться сразу, а только с подводящим прологом в виде нудной лекции о наведении „строго уставного порядка“. Ох, не нравится мне все это, ох, не нравится…
Меж тем немец все так же монотонно перечислявший все это время мероприятия по подготовке к встрече высокой инспекции, которые по его мнению следовало бы провести, видимо счел вступительную речь законченной и перешел к главному. Голос его враз изменился, превращаясь из невыразительно- убаюкивающего в жесткий, рубленный, командный.
— Однако, кроме вышесказанного, есть еще один нюанс. После окончания работы на нашей базе инспектор, кстати, его фамилия Мактауб, должен будет отбыть в Багдад с последующим вылетом из страны.
Стасер преданно ел глазами начальство.
— При этом инспектор Мактауб желает, добираться от нас до Багдада автотранспортом… — Рунге сделал многозначительную паузу, для пущего привлечения внимания задрав вверх указательный палец.
— Храбрые дураки встречаются почти так же часто, как дураки обычные, — пожал плечами Стасер. — Нам то, что до этого? Обидно, конечно, будет, если этот Маклауд не довезет до главного офиса хвалебный отзыв о нашей базе, но тут уж, как говорится Аллах, он бывает и вправду акбар…
— Во-первых, не Маклауд, а Мактауб. А во-вторых, прекратите паясничать! — прервал его Рунге.
— Слушаю и повинуюсь, мой повелитель, — произнес по-русски Стасер, сопроводив свои слова учтивым восточным поклоном. — Как скажете, капитан. Только эта затея выглядит довольно безрассудно. До Багдада примерно двести километров и практически все их придется преодолеть по партизаноопасным районам, по красной зоне. Вероятность попадания в засаду очень велика.
— Инспектору это известно. Но, тем не менее, он желает лично ознакомиться с ситуацией в стране. Не по газетным публикациям и коалиционным сводкам, а лично! Scheisse! — свое любимое „Scheisse“ Хайгитлер буквально выплюнул, ясно показывая истинное отношение к причудам то ли слишком храброго, то ли слишком глупого инспектора.
Стасер молча ждал, в конце концов, дурь приезжего чиновника не являлась достаточным основанием для того, чтобы сильно нервничать.
— Охрану и сопровождение инспектора при поездке в Багдад будет обеспечивать Ваша группа, лейтенант! — глубоко вздохнув, собравшись с духом, как перед прыжком в холодную воду, выпалил Рунге.
— Что?! — Стасер вначале решил, что он ослышался. — Это как? Вы что, капитан? Это же не наша работа! Проводкой колонн занимаются совсем другие команды… У нас же нет подобного опыта!
— Это категорическое требование Мактауба, — устало опустил голову под пристальным взглядом Стасера Рунге. — Он наотрез отказывается от привлечения специалистов какой-либо из охранных компаний занимающихся безопасностью перевозок. Профессиональная гордость, мать его!
— Да пусть он засунет себе в жопу эту гордость! Он что совсем идиот?! Может еще и в самолет в Багдаде нам сесть вместо пилотов?! А?! То, что летчики из другой фирмы его не смущает? А что?! Какая разница?! Если доедем до Багдада, то значит, и с самолетом тоже можем управиться! Да что там самолет, нам и космический корабль по плечу! Мы же из Компании!!! Так что ли?
Рунге молчал, не поднимая глаз от разложенной на столе карты и Стасер постепенно начал успокаиваться. Не с кем было спорить и ругаться, немец не хуже его самого понимал всю абсурдность планируемой операции. Вот только, так же как и он сам, ничего не мог поделать. Чертов Мактауб, (шотландец что ли?) непонятно с каких причин, решил устроить себе щекочущий нервы аттракцион, а то, что вместе с очередной дозой адреналина его драгоценный организм вполне мог словить девятиграммовый шукран от благодарного за освобождение местного населения ему не то было неизвестно вообще, не то мало волновало в виду врожденного кретинизма. Да и Аллах бы с ним, но благодаря своему начальственному статусу, этот урод тянул за собой еще целый десяток вполне нормальных трезво мыслящих
