серьезнее.
– Но послушай…
– Потом, потом. А сейчас лучше посмотри. Сюда, на экран. Видела что-нибудь подобное? И это продолжается вот уже две недели, самое малое. Да, две недели с тех пор, как я на это наткнулась. Можешь что-нибудь понять? Да смотри же сюда, тебе говорят!
После такого приглашения просто нельзя было не посмотреть на экран.
А на нем и в самом деле происходило что-то, на первый взгляд совершенно несуразное. Волны, зигзаги, сверху вниз, потом – справа налево, линии, образовывавшие на мгновение какие-то сложные фигуры, затем разрывавшиеся на множество отрезков, чтобы тут же исчезнуть, уступая место другим; и все они были цветными – множество оттенков чередовалось на экране, ни разу, кажется, не повторяясь. И все это – в полном безмолвии.
– Он у тебя просто испортился, – предположила Мила через несколько секунд.
– В полном порядке. Саша проверял. Прекрасно воспроизводит любую запись.
– А это разве не?..
– Да нет, конечно.
– Что же ты смотришь?
– Ты что, забыла? Смотрю, как всегда. С большой корабельной параболы. Но такого еще никогда не приходилось видеть.
Тут только Мила вспомнила о присущих Инне странностях.
– Ах, ты все еще…
Тут она прикусила язык и даже покраснела: не принято показывать человеку, что его поведение кто-то считает если не ненормальным, то, во всяком случае, бессмысленным.
– Прости, я не хотела…
Инна, улыбнувшись, жестом прервала ее:
– Я не обижаюсь: мне нечего стыдиться. Скорее уж вам, не признающим очевидного.
– Что ты имеешь в виду?
– Хотя бы это, – Инна кивнула в сторону экрана. – Кто-то же передает такие сигналы!
– Природа… – проговорила Мила не совсем решительно.
– Ха. Природа – лишь продукт…
– Почему бы тебе не показать это все нашим мужчинам? Может, они помогут разобраться.
– Саша уже понес запись капитану – я тут больше двух часов писала на кристалл все это. Хотя я не очень-то надеюсь.
– Смотри: закончилось!
Экран и в самом деле очистился.
– Да, теперь часа три будет перерыв. А потом начнется снова.
– Все то же самое?
– Трудно понять. Надо сравнивать записи. – Инна отвернулась от экрана, устроилась поудобнее, готовая внимательно слушать. – Так что там у тебя за интрижка с Истоминым? Сгораю от любопытства.
– Нет, ты совершенно не так поняла…
– Ну, ну. Без этого здесь жить стало бы вовсе невозможно.
– Ты шутишь, а дело на самом деле серьезное. Наши девочки, по-моему, оказались в большой опасности…
Но ей и на этот раз не удалось объяснить, в чем же заключалась грозящая дочерям беда.
Потому что экран снова заполнился. Но теперь уже картинка носила совершенно другой характер.
Вместо хаоса красок и линий на нем вырисовалась четкая, упорядоченная череда колебаний, словно аппарат стал работать, как обычный осциллограф.
Поэтому Инна тут же замахала руками:
– Потом, потом!.. Смотри: такого еще не случалось. Сейчас я включу запись…
Это же увидел на своем экране и Флор в туристическом корпусе корабля. Запись он включать не стал: она и без того работала у него беспрерывно. Он лишь пробормотал:
– А вот это уже можно будет как-то интерпретировать. Похоже, удастся слепить программу. Тогда…
И, не мешкая, принялся за дело.
Мила же вернулась в свою каюту, где Нарев благополучно досыпал, даже не ощутив отсутствия супруги.
Она быстро разделась и улеглась рядом. И постаралась побыстрее уснуть. Потому что день предстоял деятельный.
Однако – как всегда, когда хочешь уснуть побыстрее – сон, казалось, только что еще дышавший рядом, вдруг умчался куда-то. И вместо обычных предсонных картинок, быстро сменяющих одна другую, в памяти словно вдруг включили кристалл, на котором стал прокручиваться недавно состоявшийся разговор с Истоминым – с самого начала и до конца.
Но потому, может, что состояние ее было все-таки не полностью явью, – сейчас в разговоре этом как-то выделилось и показалось самым важным не то, что касалось девушек и любви, а совсем другое: то, что писатель говорил о приближающемся столкновении молодых со старшими.
И с каждой минутой Мила все яснее понимала: это не бред, это – серьезно.
Ее, надо сказать, не очень заботила судьба власти. Но у нее было здесь трое детей. И смириться с мыслью, что им грозит что-то куда более серьезное, чем то, что она воображала, сейчас оказалось совершенно невозможным.
Она повернулась к мужу и не без труда растормошила его.
– Проснись! Да проснись же!..
Он открыл глаза с большим нежеланием. И очень сердито спросил:
– Ну что – опять что-то приснилось? А отложить нельзя?
– Замолчи. Слушай. Я только что была у Истомина…
– Вот как? Очень интересно.
Вот тут он, кажется, действительно проснулся.
– А получше никого не нашла? Да я ему шею сверну!
– Свернешь, свернешь. А теперь несколько минут только слушай.
– Ну, что там?
Он слушал, с каждой минутой становясь все серьезнее. Когда она умолкла – лишь проговорил:
– Спасибо, куколка. Это очень важно. Придется принять меры.
– Только без крови, ради бога…
– Ну конечно. Свари кофе, пожалуйста. Надо думать быстро и фундаментально. Вот, значит, как поворачиваются дела…
Похоже, немало времени прошло, прежде чем Майя успела натянуть спецодежду, а Рудик – привести дыхание в норму.
– С чего же начнем? – подумал инженер вслух.
– Может, – отозвалась девушка сразу же, – ты покажешь, как включается и выключается вход в туристический салон?
– Очень просто включается. А зачем это тебе?
– Затем, что вы его выключили. Или заблокировали, как это у вас называется. А нам иногда бывает нужно туда зайти.
И, отвечая на его недоуменный взгляд, пояснила:
– Мы ведь живем в туристическом модуле, забыл?
– По-моему, и не знал даже, – сказал Рудик. – Ладно, приму к сведению. Только сразу опровергну: я ничего там не выключал. Не было надобности. Иди-ка сюда. Смотри.
Повинуясь его жесту, Майя приблизилась к пульту контроля и управления жилыми помещениями. Он, конечно, не удержался и обнял ее. Но продолжал говорить по делу:
– Вот, видишь? Горит зеленый. Дверь открыта.
– Вижу, но… Скажи, а отсюда можно проверить – как там обстоит дело в действительности?
– То есть как?
