наверняка кое-как? Молодые всегда жалеют тратить время на то, чтобы приготовить вкусное.
– Поем с удовольствием. Но только после разговора.
– Если так – я весь внимание.
И администратор устроился в кресле поудобнее.
Орлана перешла к делу сразу же:
– Будет война.
Она понимала, что этих слов достаточно: отец, безусловно, следил за жизнью маленького человечества и понимал – кто будет воевать и с кем.
Карский ответил не сразу, но она помолчала, давая ему время подумать.
– Из-за Нарева? Его декларации о деньгах и прочем?
– Дело не в словах. Он отключил наш выход синтезатора. Это уже враждебное действие.
Карский нахмурился:
– Он не делал этого.
– Ты уверен?
– Я его не люблю, ты знаешь. Но он умный человек и не стал бы начинать с таких глупостей. Мы с ним говорили о том, что можно и чего нельзя. На самом деле он ведь хочет только объединить нас всех, а начать с отключения значило бы – вырыть между нами и вами очень глубокий ров. Даже пропасть.
– Если не он – то кто?
Карский только развел руками:
– Может, инженер? Какая-нибудь техническая надобность – профилактика, что-нибудь такое. Вы не пробовали выяснить?
– Пробовали. Никого из них нет на местах. В постах – только наши ребята. Они, понятно, ничего не знают.
Легкий кивок показал дочери, что отец знает и о вхождении молодых в состав экипажа.
– Но пусть даже выключил не он. Пусть капитан или инженер, для нас это, откровенно говоря, безразлично. Дело ведь не только в Нареве.
– В чем же еще?
– В том, что вы живете в прошлом. Не понимаете, какой мир окружает нас и каково наше место в нем…
Это, кажется, оказалось для него новым. И пришлось потратить чуть ли не четверть часа, чтобы объяснить, как обстояло дело, на молодой взгляд.
Когда она закончила, администратор уже не улыбался. И сказал озабоченно:
– Это для меня ново. События в пространстве? Привидения какие-то? О записях я слышал, но не придал значения: мало ли что придет в голову Инне…
– Это серьезно. Но главное в другом. Нельзя больше так жить. Одно из двух: или ты соглашаешься со мной. Или… я не уверена, что смогу удержать ребят от крутых действий.
– Да, – вздохнул отец. – Молодежь бывает неоправданно резкой. Хорошо; что же ты предлагаешь?
– Объединиться в единое государство.
– Этот путь был открыт для вас и раньше.
– Не так, как предлагали вы. Мы не хотим быть на последних местах – и не будем.
– Хотите, чтобы мы присоединились к твоему Королевству? На каких же правах? Колонии? Доминиона? Свободно присоединившегося государства?
– Не угадал. Мы объединимся в монархию. На равных правах. Ты будешь королем. У тебя для этого больше оснований и прав, чем у любого другого. Я – твоя дочь, наследница, так сказать, принцесса крови. И у всех – равные возможности.
– Меня в короли? Знаешь ли, я – убежденный республиканец.
– Опять ты уходишь в прошлое. Это все осталось там, очень далеко. И в пространстве, и во времени. Ты должен уметь думать так, как требует время.
– Не так-то это просто…
– Для другого – может быть. Не для тебя.
– Ты столь высокого мнения о своем отце?
– Всегда была – и остаюсь.
– Спасибо… Знаешь, твою идею стоит как следует повертеть в мозгу. Сколько ты даешь мне на размышления? День? Два?
– Ни минуты. Ребята кипят. Стоит мне вернуться без определенного результата – и они взорвутся.
– Ни минуты – я так не могу. Десять минут. А ты тем временем поешь.
– Обожду просто так. Не могу есть, когда все мои не смогли даже позавтракать из-за отключения.
– Достойно похвалы. Ну, сиди…
Карский честно продумал все десять минут. Даже глаза закрыл, чтобы лучше сосредоточиться. Наконец встрепенулся.
– Согласен?
– Погоди. Есть другой вариант. В какой-то мере компромиссный.
Орлана недоверчиво глянула на него: какие тут могут быть компромиссы? Тем не менее кивнула:
– Я внимательно слушаю.
– Объединение состоится. На равных правах, как вы и хотите. И ты будешь – вернее, останешься – Королевой.
– Все твои никогда не пойдут на это.
– Обожди. Дай досказать. Король тоже будет. Из старшего поколения. Но – не я.
– Ну почему, почему – не ты? Нет никакой разумной причины…
– Есть. Может, она и неразумна. Но для меня она важна.
– В чем же причина?
– Видишь ли, перед тем, как с нами все случилось, я должен был на целый год стать одним из руководителей Федерации…
– О твоей жизни я знаю все, что вы мне рассказывали.
– А перед тем меня специально готовили к этой работе. Но еще перед тем, как меня начали готовить, я – как и всякий, претендовавший на такую работу, – принес присягу на верность Федерации. И в этой клятве, кроме прочего, были и такие слова: никогда не совершу никаких действий, какие могли бы привести к замене республиканской формы правления какой-либо другой. Я поклялся в этом, понимаешь?
– Да что ты… Когда это было? И где? Опомнись, папа!
Даже папой назвала его сгоряча, хотя слово это было не из молодежного лексикона.
– Давно, да. И далеко, не спорю. Но я-то ведь остался тем же самым. Прости. Ничего не могу с этим поделать.
И, не дав ей перебить себя:
– А идея твоя неплоха. Может, в этой ситуации – единственно возможный путь. Поэтому я нашел другой вариант.
– Кто же будет королем? И каким образом я окажусь королевой при нем?
– Понимаешь сама. Уже взрослая.
– Я… выйду за него?
– Совершенно законный путь.
– И кто же это будет?
– Выбор за тобой. Хотя, откровенно говоря, выбирать почти не из кого. У нас и остались всего-то двое одиноких. Писатель и физик. Но физика наши вряд ли поддержат.
– И наши тоже.
– Наверное. Ну а как ты относишься к Истомину?
Орлана усмехнулась. Махнула рукой.
– Получается так, что я приношу себя в жертву ради всеобщего благополучия?
– Не самая плохая судьба. Да и жертва – несмертельная.
– Тогда какое значение имеет, как я к нему отношусь?
– Хорошо. Но надо еще выяснить, как отнесется к такой перспективе он сам.
