И было дикие глазаТак странно целовать.И убаюкала меня,И на холодной крутизнеЯ все забыл в глубоком сне,В последнем сне.Мне снились рыцари любви,Их боль, их бледность, вопль и хрип:La belle dame sans merciТы видел, ты погиб!Из жадных, из разверстых губЖивая боль кричала мне.И я проснулся — я лежалНа льдистой крутизне.И с той поры мне места нет,Брожу печален, одинок,Хотя не слышно больше птицИ поздний лист поблек.
Уж если суждено словам брестиВ оковах тесных — в рифмах наших дней,И должен век свой коротать в пленуСонет певучий, — как бы нам сплестиСандалии потоньше, понежнейПоэзии — для ног ее босых?Проверим лиру, каждую струну,Подумаем, что можем мы спастиПрилежным слухом, зоркостью очей.Как царь Мидас ревниво в старинуХранил свой клад, беречь мы будем стих.Прочь мертвый лист из лавровых венков!Пока в неволе музы, мы для нихГирлянды роз сплетем взамен оков.
К незвучным этим низойдя стихам,Прости, богиня, коль почтешь секретнымТо, что молве невольно я предам,Воспоминаньем увлечен заветным.Ужель я грезил? Или наяву[529]Я подсмотрел Психеи взор скользящий?Без цели я блуждал весенней чащей,Как вдруг, застыв, увидел сквозь листвуДва существа прекрасных[530]; за дрожащейЗавесой рослых трав и лепестковОни лежали вместе, и звенящийРодник на сто ладовБаюкал их певучими струями.Душистыми, притихшими глазамиЦветы глядели, нежно их обняв;Они покоились в объятьях трав,Переплетясь руками и крылами.Спокойное дыханье губ однихКасалось губ соседних, словно ихРукою мягкой развела дремота,И снова поцелуями без счетаОни, с румяным расставаясь сном,Готовы будут одарять друг друга.Крылатый этот мальчик мне знаком.Но кто его счастливая подруга?В семье бессмертных младшая она, —Но чудотворней, чем сама Природа;Прекраснее, чем Солнце и Луна,И Веспер, червь блестящий небосвода.[531]Прекрасней всех! — хоть храма нет у ней,Ни алтаря с цветами;
