этого полета – потому что единственная, кто могла бы подарить их мне, осталась далеко. Я проживу и умру без пользы, а это меня не устраивает. Я знаю, что выйти надо, и выйду. Только получше разъясните мне, что нужно там сделать, чтобы все не оказалось зря: если я правильно понял, после меня не сможет выйти уже больше никто.
Люди молчали.
– Будут дети, – сказал инспектор. – Еще недавно мы были готовы умереть сами; неужели забота о жизни одного старика заставит вас закрыть путь перед близящимся поколением?
– Я люблю вас, инспектор, – сказала Зоя. – Вы человек.
– Я рад, – сказал Петров, – что вы это понимаете.
– Спокойно, милая, спокойно… – приговаривала Зоя. Вера лежала, закусив губу, в глазах ее был страх. Это всегда страшно. – Кричи, Верочка, – говорила Зоя. – Кричи…
Вера кричала. Крик доносился до салона. Там собрались все и молчали, вслушиваясь. Администратор ходил из угла в угол и кусал пальцы, чтобы ощутить боль. Ему казалось, что так будет честнее.
Инспектор Петров поднялся, украдкой кивнул инженеру и вышел. Никто не заметил этого. Через пять минут встал и инженер. И на него никто не обратил внимания.
Они встретились возле тамбура. Инженер помог инспектору надеть скафандр. Небольшой собранный в капсуле выход гравигена – ядро будущей планеты – уже стоял в тамбуре. Туда же инженер заблаговременно провел кабель для плазменного резака, которым инспектор должен был вырезать замок внешней пластины, заблокированной испорченным автоматом.
– Вы только вовремя скомандуйте, – сказал Петров. – Чтобы я знал, когда остановиться.
– Само собой, – сказал инженер.
– Так что вы запишите где-нибудь для потомства, – сказал инспектор, – что в центре этой планеты похоронен я. Инспектор Петров.
– Это справедливо, – согласился инженер.
Петров вынул сигарету. В пачке оставалось еще несколько. Он отдал ее инженеру.
– Эту я выкурю, – сказал он. – А остальные – может, кому захочется. Только расходуйте осторожно. Больше нету.
Он курил медленно, словно оттягивая момент. Послышались шаги. Подошел капитан.
– Решили сейчас? – спросил он деловито, словно речь шла о самом простом деле. Да, по сути дела, для него так оно и было: он снова работал в экспедиции, с сильными людьми, перед которыми была поставлена цель – построить планету. Одному из них приходилось пожертвовать жизнью. Это бывало и раньше, и капитан снова чувствовал себя молодым.
– Да, – сказал инспектор. – Вот хочу только дождаться. Узнать, все ли окончится благополучно.
Движением головы он указал наверх.
Новый крик донесся оттуда. Теперь Вера кричала не переставая.
И вдруг послышался другой голос – слабый и оглушительный.
– Ну все, – сказал инспектор. – Удачи вам. Мне-то досталось самое простое.
Он поискал глазами пепельницу; ее здесь не оказалось, и он бросил окурок на пол. Капитан сделал вид, что не заметил этого. Он и инженер вышли из тамбура и остановились в коридоре.
– Не забудьте – резак сразу на полную мощность, – напомнил инженер, хотя инспектор уже не раз тренировался.
Петров кивнул и закрыл шлем. Он включил резак и направил язык плазмы, на замок. Вскоре послышался свист: воздух стал уходить наружу.
В тот же миг внутренняя пластина сдвинулась с места.
– Быстрее! – крикнул Рудик.
Пластина все больше закрывала отверстие выхода, и люди отходили в сторону, чтобы не терять инспектора из виду. Потом пластина щелкнула, перерубая кабель. Но за мгновение до этого, как успел заметить капитан, крышка внешнего люка дрогнула.
– В пост! – сказал капитан.
Они кинулись в пост. Луговой был уже там и сидел перед включенным обзорным экраном.
Было видно, как, обхватив капсулу гравигена, инспектор оттолкнулся ногами от борта, включил двигатель скафандра и полетел.
Луговой называл расстояния. Фигурка инспектора все уменьшалась. Вскоре она стала почти уже неразличимой на фоне вечной черноты.
Вбежал физик. Он посмотрел на людей, перевел взгляд на экран. Медленно проходили секунды.
– Хватит, – тихо сказал Карачаров.
– Стоп! – крикнул штурман в микрофон. – Хорошо!
– Порядок! – донесся голос инспектора. – Я все сделал, как надо?
– Попробуйте теперь включить… Да, все в порядке.
– Очень хорошо, – сказал инспектор Петров.
– Инспектор! – капитан рванул микрофон к себе. – Одну минуту! – Он повернулся к физику. – Кто у нее – мальчик? Девочка?
– Девочка.
– Алло, инспектор! Вы меня слышите? Алло!
Но он не получил ответа.
За ужином женщины плакали. Мужчины крепились, но это удавалось им с трудом. Карский налил стакан и встал.
– Теперь мы – человечество, – сказал он. – У нас есть своя история и свой герой, и высокая цель, и дети. Есть прошлое, и есть будущее. За человечество!
– И за то, – добавил Истомин, – что начали все-таки мы.
Капитан взглянул на Зою. Она что-то говорила физику, и сквозь слезы на ее лице проступала улыбка. Капитан вздохнул и подумал, что за право быть капитаном порой приходится платить чересчур уж дорого.
– Давайте споем! – предложил физик. – Кто станет запевать? Я бы рад, но слух. Саша, вы наш солист – давайте вдвоем с Инночкой! Я могу сбегать за гитарой…
Он уже встал, но Инна подняла руку.
– Погодите! – сказала она. – Слушайте!
Двери были открыты, и издалека, из госпитального отсека, до сидящих в салоне явственно донесся плач ребенка.
– Вот вам солистка! – сказала Инна. – Вот запевала, а уж вы только успевайте подтягивать!
