объяснений и оправданий с такой искренностью, что даже Станиславский глядя в его невинные глаза, подавился бы своим знаменитым «Не верю!». Справедливости ради тут же заметим, что среди командиров и начальников в нашей Краснознаменной почти не встречается таких наивных людей как Станиславский, так что верят они далеко не всегда. Наш комбат в этом отношении был вполне типичным командиром к тому же страдал ярко выраженной манией преследования других. Он вполне серьезно и до некоторой степени обоснованно считал, что курсанты только и думают, как бы сделать ему какую-нибудь пакость, а куда курсанта не целуй везде будет задница. И следуя этому старому армейскому принципу, комбат, распустив батарею, засел в засаду у входа в общежитие, дожидаться Колиного возвращения. Долго ждать ему не пришлось.
Ничего не подозревавший Коля бегом влетел в расположение, нежно прижимая к груди заветную банку, и попал прямо в горячие объятия затаившегося у входа комбата. Как говорится попался с поличным и 3-х литровая улика налицо. Комбат торжественно изъял с таким трудом добытый пенный напиток и унес к себе в канцелярию, несчастного Колю отправил писать объяснительную, а сам, с довольным видом весело насвистывая, двинулся проверять порядок в умывальнике.
Коля был расстроен до глубины души. Мало того, что за спиртные напитки по голове не погладят, так еще и сегодняшний вечер полностью испорчен. Смотреть программу «Время» на сухую смысла явно не было. И тогда курсант Пчелинцев решился на отчаянный шаг. Видя, что комбат скрылся за дверью в умывальник, он молнией метнулся в канцелярию, схватил драгоценную банку и вылетел в коридор. Комбат еще зверствовал вокруг не начищенных краников и плохо отмытых раковин, но в любой момент мог закончить это увлекательное занятие, на то, чтобы спрятать вожделенную добычу оставались секунды. Кому же еще доверить тайну, как не лучшему другу? Коля вбежал в комнату отдыха и, приподняв бюст, засунул банку в полое нутро. Ильич не выдаст!
Он спокойно курил в туалете, когда из канцелярии донесся грозный рык:
— Пчелинцева ко мне!
Как положено, отдав честь и спросив разрешения, Коля вошел в канцелярию. Красный от гнева комбат свирепо воззрился на него и вопросил:
— Где пиво?!
— Какое пиво? — невинно ответил Коля нагло разглядывая комбата ничего не понимающими васильковыми глазами.
И началось. Разъяренный комбат орал так, что у дневального на тумбочке закладывало уши. Коля твердо стоял на своем: ничего не знаю, ничего не видел. Комбат даже учинил обыск в Колиной комнате. Нашел и конфисковал порнографическую открытку и самодельный кипятильник, но пива, конечно, не обнаружил. В конце концов, чуть поостыв, комбат заявил, что время уже позднее, ему пора домой. А с Колей завтра будет разбираться командир дивизиона. Угроза была серьезной, комдив славился своей крутизной и манерой рубить сплеча вплоть до отчисления. Так далеко заводить дело Коля вовсе не собирался. Ведь известно, что презумпция невиновности в армии не работает, скорее даже наоборот, так что отсутствие вещественных доказательств ничуть не помешает комдиву разобраться как попало и наказать кого придется. Нужно было срочно что-нибудь придумать, пока не ушел комбат. Может еще удастся все замять. И Коля придумал. Нашел пустую 3-х литровую банку, залил обычной водой из-под крана, вылил туда же полный чайник вчерашней заварки, сбегал к Ильичу и долил сверху чуть-чуть пива, для пены и запаха.
Когда, виновато опустив глаза, с банкой суррогатного пива под мышкой Коля появился в канцелярии, комбат уже собирался уходить. Покаянную голову меч обычно не сечет, не стал исключением и этот случай. Хорошенько отчитав провинившегося курсанта и забрав «пиво» комбат с чувством выполненного долга отправился домой. А довольный жизнью Коля двинулся в комнату отдыха, откуда уже доносились позывные любимой программы. Вечер Коля провел прекрасно в компании верного Ильича и ячменного напитка.
А на следующий день разразился скандал. Наш бравый комбат после работы пригласил двоих знакомых офицеров с других батарей, чтобы угостить их халявным пивком. Трудно передать их разочарование после дегустации предложенного напитка. Вызванный в канцелярию Коля чистосердечно во всем признался и, чтобы заслужить прощение, дважды бегал в ближайший ларек за водкой для от души веселившихся офицеров. После второго похода он был полностью реабилитирован, а комбат и сам потом порой вспоминал со смехом этот случай и зла на Колю не держал.
Так гремучая смесь из пива и политических баталий нанесла по судьбе курсанта Пчелинцева первый прицельный удар. Но как оказалось позже, это был лишь предупредительный выстрел. Прицельный грянул через год.
Ровно через год, будучи уже молодым лейтенантом, Коля через Москву возвращался в свою часть под Хабаровском из первого лейтенантского отпуска. До поезда оставалось несколько часов и Коля, не помышляя ни о чем плохом, заглянул в маленький уютный пивной бар рядом с вокзалом. Где и подвергся атаке двух экзальтированных москвичек с пеной у рта и истеричным надрывом агитировавших посетителей подписаться под каким-то обращением к президенту в защиту Руцкого. Чтобы отделаться от назойливых дамочек, Коля, не глядя, подписал протянутый листок. Известие о беспорядках в Москве и расстреле парламента догнало его уже в поезде дня через два. Оглушенный сенсацией, он и думать забыл о московских агитаторах, и был очень удивлен неожиданным вызовом в особый отдел. О чем он беседовал с особистами никто так и не узнал. Когда Колю об этом спрашивали, он характеризовал оперативников особого отдела длинной непечатной фразой, которую можно было весьма вольно перевести на язык нормальной лексики как «психически больные люди без всяких надежд на выздоровление».
А через месяц командир части зачитал на разводе выписку из приказа Министра Обороны по личному составу, где в пункте с трехзначным номером было сказано: «Досрочно уволить из Вооруженных Сил лейтенанта Пчелинцева за дискредитацию звания российского офицера».
Вот так и закончилась эта история лишний раз подтвердившая, что если в дело вмешивается политика, трезвая голова просто жизненно необходима иначе и до печальных последствий не далеко.
Дикий гусь
Прошло.
Источило сердце — и кануло.
Остался шрам — потрогайте… война.
«Это чужая война», — думали вы, слушая выпуски новостей.
— Это чужая война, — подтверждали вам Первые лица.
«Ну и пусть», — думали вы.
Вот — потрогайте эту чужую войну.
Южная ночь обволакивала пробитым неправдоподобно яркими звездами темным покрывалом. Дразнила ноздри незнакомым дурманом тропических запахов, кружила голову, опьяняя не хуже молодого вина. Где-то рядом нежная морская волна с тихим шорохом ласкала пляжную гальку. Бархатный сезон. Что может быть лучше теплого моря в бархатный сезон? Что может быть таинственней и романтичней тропической ночи у моря? В такую ночь хорошо мечтать о чем-то красивом и не сбывшемся, но таком близком и возможном сейчас под ярким светом таких близких и бесконечно далеких южных звезд. Хорошо поговорить об этом со старым проверенным другом, закусывая глоток терпкого местного вина ароматным табачным дымом. Ощущать на лице прохладные касания легкого бриза и слушать неповторимую музыку ночи.
Трое молодых мужчин сидели в увитой виноградом беседке во дворе двухэтажного дома и вели ленивый неспешный разговор. О чем могут говорить молодые мужчины в двух шагах от моря в бархатный сезон? Конечно о женщинах. О чем же еще?
