Раньше на Четвертом Государственном занимались преимущественно испытаниями стратегических ракет под эгидой Ракетных Войск Стратегического Назначения, по простому РВСН. Такое положение дел сохранялось довольно долгое время и, естественно, вся инфраструктура полигона была заточена именно под обеспечение пуска огромных космических монстров. Основные площадки: стартовые, монтажные, испытательные были отнесены от самого городка, где проживали военнослужащие и их семьи на солидное расстояние, дабы в случае непредвиденных происшествий обеспечить гарантированную безопасность жилой зоны. Регулярно возить туда личный состав автомобильным транспортом влетало в солидную копеечку, а, кроме того, было просто не удобно, так как требовало создания дорог с большой пропускной способностью и огромного парка приспособленных для перевозки людей машин. При Союзе подобные проблемы решались просто, но с размахом и вдохновением, потому мановением руки и пера кого-то из больших начальников между жилой зоной и площадками легли стальные нити железнодорожных рельс, и закурсировал самый настоящий пассажирский поезд с паровозом, вагонами и проводниками…
Со временем, подкошенные прекратившейся гонкой вооружений, мирными инициативами правительства и постоянным сокращением стратегических сил, испытательные работы на полигоне практически заглохли, ограничиваясь одним-двумя пусками в год. Что само собой не могло оправдать затрат Министерства Обороны на содержание нескольких тысяч солдат и офицеров, а также разветвленной структуры, расположенных среди голой степи, площадок, которые необходимо было обеспечивать электроэнергией, теплом, водоснабжением. В Москве на руководство РВСН и полигона начали посматривать косо, поговаривая о необходимости сокращений. Но вошедший к тому времени в силу, самый молодой вид Вооруженных Сил без боя сдаваться не пожелал, пробив-таки решение о проведении на полигоне испытаний тактических ракетных комплексов родственной тематики. Потом туда же перевели комплексы стратегической ПВО. И, наконец, настал черед передислокации из ставших в одночасье заграницей казахстанских степей тематики ПВО войсковой.
Постоянное вливание «свежей крови» позволяло полигоновскому начальству победно рапортовать о ведущихся на их базе интенсивных испытательных работах, вот только доля стратегических ракет в них так и оставалась на уровне одного-двух пусков в год. Однако сократить столь продуктивно работающий полигон теперь никому уже в голову не приходило. Больше того именно в этот период полигон приобрел вдобавок к «Испытательному» загадочное наименование «Межвидовой» и более прозаичное «Центральный». Так вот и жили одной большой, но отнюдь не дружной семьей бок о бок несколько испытательных центров испытывающих каждый свое вооружение. Причем новых площадок само собой никто для них создавать не стал, не те времена на дворе стояли, не было на всякую ерунду у обанкротившегося государства денег. У Абрамовича и Березовского были, а вот у государства нет, что же поделать. А потому стали испытатели жить на тех же площадках, которые в свое время строились для стратегов, на солидном удалении от жилой зоны.
Центр войсковой ПВО, в котором проходил службу Максим, располагался аж в пятидесяти километрах от самого городка, и испытателей туда ежедневно доставляли специальным поездом из двух десятков вагонов, попутно закидывая тем же составом тактических ракетчиков и часть стратегов. Прибывал поезд ежедневно в семь тридцать на специально построенную рампу, которую еще при основании полигона какой-то шутник расположил примерно в трех километрах от основной жилой зоны, наверное, чтобы лязг колес не тревожил мирный сон жителей. Некоторые энтузиасты физической культуры и спорта ежедневно преодолевали расстояние до рампы пешком, другие ездили на запущенных предприимчивыми отставниками, понимающими нужды военных, частных рейсовых автобусах. Таких само собой выходило большинство. Можно было считать, что транспортная проблема вполне решена, и лишь в «тревожные» дни, когда Главному штабу полигона приспичивало в очередной раз поиграть в солдатиков, взмыленные военнослужащие в панике начинали ловить такси, чтобы добраться к месту отправки поезда на полчаса раньше обычного.
Сам поезд, называемый мотовозом тоже был невероятно колоритен. Тягаемый двумя маленькими локомотивами, которые железные дорожники отчего-то зовут «маневровыми», он насчитывал восемнадцать купейных вагонов набитых военнослужащими и гражданским персоналом буквально под завязку. В купе, к которому был приписан Максим, должно было ездить ни много, ни мало, четырнадцать человек. Спасало только то, что все вместе эти четырнадцать не оказывались в мотовозе практически никогда: люди ходили в наряды и отпуска, болели, уезжали в командировки. Однако даже вдесятером в одном купе ездить достаточно некомфортно. Особенно в зимнюю стужу, когда проводницы экономящие уголь для продажи налево в прилегающих селах, просто поддерживают в вагоне температуру чуть отличную от нуля, заставляя этот десяток ехать, не снимая бушлатов и верхней одежды, вжимаясь друг в друга на узких полках. Особенно, в летнюю жару, когда традиционно не работает кондиционер, а из снятого в отчаянии полностью окна дует сухой и жаркий как из пылающей печи степной ветер, когда раздетые до пояса, лоснящиеся от текущего пота тела, мерзко скользят, упираясь в чужие плечи. Особенно в осеннюю слякоть, когда жидкая грязь смачно чавкает в коридоре и туалетах, а промозглый стылый ветер забирается в щели, гудит за окном, рассыпая мелкий бисер дождя по стеклу. Весной хорошо ездить, распахнул двери в тамбуре и дыши полной грудью наливающейся жизненными соками, покрытой зеленью степью, лови лицом первые ласковые лучи окрепшего солнца. Вот только быстро проходит в этих краях весна, сменяясь испепеляющим летним жаром, пара недель и все…
Пятьдесят километров мотовоз преодолевает за рекордное время, от двух до трех часов. Вызвано это тем, что рельсовый путь давно уже пришел в негодность, а менять его некому и не на что. Денег нету у государства, деньги у Абрамовича и т. д., смотри выше. Но проблему же как-то надо решать? А то! Решение простое, как колумбово яйцо, но действенное. Снизить максимальную скорость движения мотовоза до двадцати километров в час, на отдельных, особо опасных участках до десяти! Все! Даже если слетит колесо с разъехавшихся в стороны, выдравших с мясом крепления рельс, или лопнет, вырывая кусок полотна, давно прогнившая шпала, на таких скоростях никто не убьется и не покалечится. Езди, не хочу! Не хотят. Но ездят. Порой наматывают за годы службы расстояние равное десятку экваторов. Десять раз вокруг света в компании лучших друзей! Где вы такое еще испытаете?! Поэтому я выбираю службу по контракту!
Картина навсегда: один из испытателей, грешным делом о себе возомнивший, пожелал стать кандидатом технических наук. На экзамене кандидатского минимума по иностранному языку, молоденькая «англичанка» кокетливо строя глазки симпатичному майору, попросила его рассказать о своей службе. Экзамен, естественно, проходил не на полигоне, а в одном из научных центров новой России, на полигоне диссертационных советов, экзаменационных комиссий и прочей аналогичной живности отродясь не водилось, не климат, там для них. Далековато от столицы, да и вообще в воинских частях научных деятелей особо не привечают. Тк что обстоятельства службы «настоящего живого офицера» да еще без обручального кольца на соответствующем пальце «англичанку» интересовали вполне искреннее. Вот она и спросила, пользуясь, так сказать, служебным положением. Парень долго объяснял про испытания ракет, но, конечно, не смог обойти столь впечатляющей детали своей жизни, как ежедневные пять-шесть часов в мотовозе. Вот только он не знал, как мотовоз звучит по-английски, в конце концов, с отчаяния обозвал его просто «military train». Бедная «англичанка» в удивлении вытаращила глаза: «Бронепоезд?! Вы служите на бронепоезде?!» «Yes», — обреченно кивнул будущий кандидат технических наук, а что ему еще оставалось?
Рампа меж тем быстро заполнялась одетыми в одинаковую пятнистую форму фигурами. Прибывшие раньше других уже неспешно разбирались по подразделениям, привычно выстраиваясь в колонны, толкаясь и переругиваясь, норовя выпихнуть в первые ряды тех, кто помоложе, или просто не станет лишний раз нарываться на скандал. Остающиеся позади, чувствовали себя гораздо свободнее, чем те, кто вынужден стоять перед глазами начальства. В конце строя вполне можно втихую покурить, обсудить с соседями последние новости, поделиться свежим анекдотом или последними сплетнями. Словом, там гораздо веселее, чем в первых рядах.
Перед формирующимся строем ПВОшного центра, важно заложив руки за спину, неспешно прохаживался заместитель командира части полковник Катков Петр Валерьевич. С первого взгляда на его кряжистую фигуру возникало ощущение крестьянской основательности и честного пролетарского происхождения. Впечатление отнюдь не было обманчивым, полковник происходил родом из глухой сибирской деревушки, в общении был прост и незамысловат, зато предельно конкретен. С десяток лет назад, пока еще не набрал пришедшей с возрастом солидности и матерости, он мог, к примеру, не чинясь и не мудрствуя,
