— Знаете ли, господин Темирбаев, местные сказки, как Вы изволите выражаться, имеют весьма неприятную тенденцию частенько превращаться в быль.
Главный инженер лишь презрительно скривился, не желая спорить с человеком несущим, по его мнению, явную околесицу.
— Итак, кигани, — обвел взглядом примолкшую аудиторию Виктор Павлович. — Это самоназвание группы диких бантуязычных племен, обитавших в джунглях провинции Киву и живших благодаря охоте и собирательству. Находятся на самой примитивной стадии развития, живут по законам родо-племенного строя. Откровенные каннибалы, практикующие ритуальные убийства с последующим пожиранием своих жертв, также не брезгуют захваченными во время военных походов пленными и купленными рабами. Местные их боятся чрезвычайно, считается, что живущие по законам и обычаям предков кигани сохранили древнее знание и сверхъестественные способности. Их колдуны, черпающие силы в одной из самых мрачных разновидностях культа Вуду якобы могут насылать порчу и болезни на людей и скот, убивать взглядом, натравливать на врагов голодных духов, превращать людей в зомби, заговаривать от смерти, ну и прочие традиционные фокусы. Официально считается, что к настоящему времени кигани полностью уничтожены вследствие целенаправленной политики президента Мобуту, так и не смогшего им простить восстания семьдесят девятого года. Тогда несколько тысяч кигани одновременно взбунтовались против насильно насаждавшей цивилизацию центральной власти и почти год вели бои в джунглях с посланными на умиротворение правительственными войсками. Как здесь умиротворяют, все вы прекрасно знаете — вырезали жителей, сожгли деревню, все — наступил мир.
— Старик знает, о чем говорит, он тогда сам участвовал в этой бойне, — тихо шепнул на ухо Максу сидящий рядом Компостер.
— Он что торчит здесь с семьдесят девятого года? — искренне удивился Максим.
— Куда там с семьдесят девятого, гораздо раньше…
Макс глянул на суровое исчерченное глубокими, будто топором вырубленными морщинами лицо начальника охраны и искренне его пожалел. Столько лет провести вдали от родины, на чужом континенте, среди чуждых обычаев и людей другой расы, это, по его мнению, было невероятно тяжелым испытанием. Теперь становилась понятной и его практически энциклопедическая осведомленность во всем, что касалось законов и обычаев местных племен, устройства их жизни и быта, и удивлявшее Максима знание бесчисленного количества местных диалектов и наречий. В отличие от большинства наемников, в лучшем случае общавшихся с работягами на ломанном французском, начальник охраны мог свободно говорить на родном языке практически с любым из рабочих на прииске, чем снискал себе немалую любовь и авторитет в их среде.
— Рабочие считают, что происходящие на прииске исчезновения дело рук кигани. Что пропавшие были похищены и съедены расположившимися неподалеку людоедами. В принципе такое вполне возможно, мы находимся в достаточно отдаленном и глухом уголке провинции, здесь вполне могло уцелеть какое- нибудь не слишком многочисленное племя.
Главный инженер демонстративно хмыкнул. Однако Виктор Павлович даже не взглянул в его сторону.
— В пользу этой версии говорит один достаточно весомый факт. В последний раз пропала молодая женщина, работавшая на промывке породы. Пропала из собственной хижины, скорее всего ранним утром третьего дня. В хижине обнаружены следы борьбы и вот это.
Начальник охраны извлек из кармана рубашки защитного цвета грязный комок черных птичьих перьев. Наемники с интересом подались вперед, пытаясь рассмотреть, что же это такое может быть. Вскоре по рядам пронесся разочарованный вздох. Ничего необычного — просто связанные между собой веревкой растрепанные перья неизвестной птицы, беспорядочно облитые красной краской.
— Ну и что это за мусор, уважаемый? — не преминул ехидно спросить главный инженер. — На помойке нашли?
Он вообще недолюбливал охранников, считая их зря получающими деньги дармоедами и вечно мешающими плодотворно работать перестраховщиками, а уж начальник охраны и вовсе являл для него воплощение вселенского зла, потому лишний раз его уколоть главный инженер считал делом принципа.
— Да, действительно, выглядит не слишком презентабельно, — легко согласился с ним Виктор Павлович. — Просто пучок грязных перьев, если не знать что это и есть знаменитый ндоло.
Максим почувствовал плечом, как удивленно вскинулся сидящий рядом с ним Малыш, услышал глубокий вздох Компостера. Самому ему слово «ндоло» ничего не говорило, но заинтригованный реакцией товарищей, он на всякий случай повнимательней вгляделся в неопрятный растрепанный предмет.
— Вижу, не все понимают, о чем я сейчас говорю, — улыбнулся, с явным превосходством оглядев собравшихся, начальник охраны. — Так вот, ндоло — это тот самый амулет, который приносит воину неуязвимость в бою. Изготовить такой может лишь могущественный колдун, путем весьма сложного ритуала. Причем для того, чтобы ндоло работал, он должен быть смазан самой настоящей человеческой кровью взятой из печени еще живого врага. Тут действует довольно сложный механизм замещения, проще говоря, жизнь приносимого в жертву, как бы меняется на жизнь будущего хозяина амулета и чем в больших мучениях умирает жертва, тем сильнее и продолжительнее действие, заложенных в ндоло охранных чар.
Макс с невольным ужасом всмотрелся в багровые разводы на перьях. Понимание того, что это кровь какого-то бедолаги насмерть запытанного дикарями ради их темных суеверий рождало холодную пустоту внизу живота и быстрые мурашки вдоль позвоночника.
— Ладно Вам пугать людей, господин Васнецов, — фыркнул в наступившей тишине главный инженер. — Таких поделок может наделать, кто угодно, были бы перья и веревки. Наши «макаки» вполне могли наладить массовое производство этих с позволения сказать амулетов.
— Ошибаетесь, — злорадно усмехнулся ему в лицо Виктор Павлович. — Никто из африканцев, кроме жреца Вуду никогда не посмеет даже прикоснуться к чужому ндоло, не то что самому изготовить его имитацию. Духи жестоко накажут любого, кто посмеет выкинуть подобную шутку. Да это легко проверить, раз Вы сомневаетесь. А ну-ка, Мбонга, возьми этот пучок перьев и выкинь его на помойку.
Огромный командир следопытов в ужасе шарахнулся в сторону от протянутой руки начальника охраны. Макс ясно видел, как в страхе расширились во всю радужку его зрачки, а кожа лица на глазах стала пепельно-серой. Ему уже приходилось наблюдать, как бледнеют от ужаса африканцы, если европейцы при этом белеют, то у негров кожа становится неприятного землисто-серого цвета. Мбонга быстро-быстро заговорил на суахили, одновременно делая обеими руками отстраняющие жесты. Что именно говорит следопыт, Макс не понял, но общий смысл его речи был предельно ясен, и слепому было видно, что Мбонга не прикоснется к злополучному пучку перьев ни за какие сокровища мира.
— Ну что? Нужны какие-то еще доказательства, господин главный инженер? — ехидно произнес Виктор Павлович, пристально разглядывая недовольное лицо своего вечного оппонента.
Тот лишь презрительно улыбнулся, пожимая плечами, мол, ради бога, играйте в свои детские игры дальше, а меня это все вовсе даже не касается. Однако за этой внешней невозмутимостью явно скрывалось уязвленное самолюбие и все присутствующие, включая Васнецова, конечно, все прекрасно поняли. Виктор Павлович, тем не менее, решил не добивать противника и переключился на все еще дрожащего всем телом Мбонгу. Ласково и успокаивающе он произнес несколько слов на странном птичьем наречии, спрятал амулет обратно в карман, и гигант-следопыт успокоился, словно по волшебству. Макс тогда поразился, какую все- таки страшную власть имеют над этими людьми древние суеверия, как тяжело, наверное, жить в их мире, насыщенном невидимыми глазу добрыми, а чаще злыми духами, колдовскими обрядами и прочими сверхъестественными явлениями. Что из того, что все эти вымышленные сущности живут лишь в их собственном воображении, для чернокожего дикаря они от этого отнюдь не становятся менее реальными.
Сейчас Мбонга возглавлял группу из трех чернокожих разведчиков шедших впереди отряда по свежему следу людоедов кигани. Теперь он вовсе не походил на того до смерти перепуганного человека, которого Макс наблюдал несколько дней назад на собрании, не похож он был и на того Мбонгу, что любил бродить вечерами по лагерю, распевая тягучие африканские песни, непременного участника всех шуток и проказ, что то и дело устраивали тяготящиеся рутинной скукой охранники. Сейчас это был предельно настороженный, чуткий и внимательный хищник целеустремленно идущий по следу добычи. Вообще
