— Да.
— Уже гораздо позднее я случайно попал на «Хирону». Корабельный врач слег в лихорадке, а я немного хирург-любитель. Нынешней ночью спасенного моряка перенесли в мою каюту, тут я узнал вас и вспомнил ваше чертово имя.
— Хватит, — сказал Баррет. — Мы не аристократы. Оставим «вы» и вежливую брехню, перейдем к делу. Теперь ты можешь спокойно отомстить, хотя, не взбунтуйся эти скоты, мои ребята, у тебя никогда бы не появилось удобной возможности…
— Пощады попросить не собираешься?
— Не хочу доставлять тебе удовольствие.
Де Ланда помедлил.
— Вообще-то я испытываю сильный соблазн посмотреть, как тебя повесят. Костер тоже неплох, потому что ты не только морской разбойник, но к тому же еретик. Пожалуй, я бы отправил тебя в огонь, если бы не это…
Ланда что-то хлестко бросил прямо на связанного Баррета. Тот приподнялся, чтобы рассмотреть предмет, и тут же уронил голову обратно на скамью — предметом оказалась карта.
— Меня заинтересовала твоя вещица. Ее совсем не испортила океанская вода. Я хочу знать об этом все.
— Мне почти нечего тебе рассказывать.
Ланда подошел к столу, поднял стеклянные часы и встряхнул их, чтобы собрать песчинки в нижнем сосуде. Потом перевернул колбу и твердо поставил обратно на стол, поближе к глазам Баррета. Золотая струйка песка медленно поползла, образуя на дне часов аккуратный холмик.
— У тебя есть время — совсем немного времени. Можешь подумать до тех пор, покуда не закончится этот песок. Как только этот произойдет, я дам знать капитану Родригесу, кого мы приняли на борт.
— А если я соглашусь говорить?
— Тогда я еще подумаю, может быть, кое-что изменится в твою пользу.
Англичанин не ответил ничего и принялся рассматривать дощатый потолок каюты. Потом скосил глаза на край стола. Просыпалась примерно четверть содержимого часов. Баррет облизнул пересохшие губы.
— Я хочу пить.
— Ну, при такой потере крови это неудивительно. Ты получишь воду, только помни, что время идет. Я не отсрочу развязку ни на одну секунду.
Де Ланда отошел в сторону, англичанин невероятно обострившимся слухом уловил, как разбивается о дно кружки тугая струя воды.
— Приподними голову и не дергайся. Вот так. Теперь можешь напиться.
Баррет перевел взгляд на кружку, которая замерла у самых его губ. Кружка была
— Твое время истекло, — бесстрастно сообщил Ланда. — Хочешь, чтобы капитан Родригес узнал правду?
— Погоди немного! Я еще не успел собраться с мыслями…
— Больше ни минуты.
Испанец поставил кружку на стол, намереваясь уйти. Его смуглая физиономия не выражала ни особой ненависти, ни явного разочарования — все эти эмоции перекрыла заносчивость. Баррет рванулся изо всех сил, так, что затрещали путы и сдвинулась с места дубовая скамья. Ремни все же выдержали. В следующий миг он почти потерял сознание боли в плече.
— Эрнандо, погоди! Я ранен, у меня в голове все мутится, ты ведь даже не дал мне подумать как следует!
— Ни секунды.
Баррет краем глаза видел спину мучителя и кружку на столе — теперь она была глубокого угольно- черного цвета.
— Погоди, постой… Нет делай этого!
— Ты хочешь, чтобы на «Хироне» в тебе опознали английского пирата, да еще и шпиона в придачу?
— Не хочу. Конечно, нет. Я согласен на твое предложение.
Ланда склонился над раненым противником, так, чтобы Баррет мог хорошо рассмотреть насмешливую улыбку.
— Повтори еще раз, только вежливо и внятно, я плохо тебя понял.
— Я согласен. На твое предложение. Рассказать все. Об этой
— Не так медленно, я не дурак и не глухой… Ладно, можешь продолжить… Только гони прочь желание надуть меня. У нас будет много времени отделить ото лжи истину.
Когда Баррет закончил рассказ, де Ланда покачал головой.
— Все это очень похоже на ложь. Впрочем, когда мы доберемся до Картахены, я сумею проверить…
— Мне нечего делать в Картахене.
— Я обещал тебе промолчать перед капитаном, но не обещал отпускать тебя на все четыре стороны посреди океана. Галеон идет в Новую Гранаду, очень скоро мы окажемся там, хочешь ты того или нет. Знаешь, что у тебя с плечом?
— Сквозная дыра.
— И не только. Пуля отделила от кости небольшой осколок, я обработал рану и задержал развитие горячки, но не сумел этот осколок вытащить. Не знаю, почему ты не утонул прошлой ночью — наверное, тебя спасал дьявол, друг англичан. Но если с раной все останется так, как оно есть, ты в конце концов потеряешь руку.
— В Картахене отыщется хороший неболтливый лекарь?
— К этому я и клоню. Пока что я уговорил капитана не тревожить раненого расспросами. Запомни, Питер Баррет, для посторонних тебя зовут Педро Санчес. С посторонними ни слова, помни, что тебя выдает английский акцент — можешь притвориться спящим или безумцем, мне без разницы. Лучше всего почаще держи свои разноцветные глаза закрытыми. Если попробуешь показаться на палубе, надвинь на лоб шляпу, вообще-то у тебя скоро поднимется жар, и ты все равно будешь лежать пластом. Кстати, до тех пор не пытайся меня убить, это только ускорит твою собственную кончину.
— Отвяжи меня от скамьи.
— Чуть попозже, когда у тебя пройдут лишние мысли о нашем возможном поединке.
Баррет в душе выругался, сетуя на сообразительность де Ланды. Испанец ушел. Песочные часы блестели стеклами. Песок давно просыпался и лежал в нижнем сосуде аккуратной золотой кучкой. Кружка изрядно посветлела — сейчас она была похожа на простой сосуд из обожженной глины, разве что чуть темнее обыкновенного. Простреленное плечо дергало болью — в нем отдавался каждый вдох, даже легкое движение, каждый удар пульса.
Измучившись, Баррет попытался отвлечься, рассматривая видимый кусок мозаики с гербом, причудливый кормовой фонарь и каменный бюст Филиппа II, но горячка подступила вплотную и время от времени застилала зрение. Один раз показалось, будто статуя испанского короля насмешливо подмигнула.
К полудню Баррет уснул, в раскаленной солнцем каюте ему снился яростный пожар — огонь уже охватил парус, пылающий такелаж рухнул на палубу, но англичанин так и не понял, был ли это люггер «Синий цветок». Взлетели ошметки горелых парусов и пепел, корабль канул в никуда. В звонкой пустоте безвременья пела Саммер — птичка Архипелага. Питер видел ясно голову Памелы, характерную прядь волос у виска и отчасти — нежный профиль. Карлик, хрупкий хитрый урод в облике красивого ребенка, жался возле ее ног.
