рассуждения о просвещенной власти, о науках и искусствах, но я не уверен…

Монах. Ну подумайте еще раз о названии новых земель.

Колумб. Знаете, я ведь нашел название! Краткое и звучное: Амелика.

Монах. Понимаю.

Колумб. Ну да, ее зовут Амелия. Графиня Амелия.

Монах. Амелика… Неплохо, но как-то по-детски. Точно лепет. Надо грубее, выразительнее. Америка – вот то, что нужно.

Колумб. И в самом деле… Но мне не хотелось бы подчеркивать, что название дано в ее честь. Графиня скромна, и вообще.

Монах. Это очень просто. Напишите в дневнике, что земля названа так в честь… ну, хотя бы какого-то путешественника, который съездит туда со временем.

Колумб. Но не будет ли это прямой ложью?

Монах. Что вы! Упаси господь – лгать в документе. Это просто ваше истолкование событий, ничего более.

Колумб. Я подумаю. Когда я буду докладывать их величествам…

Монах. Вы очень кстати об этом вспомнили. Идите и подумайте над тем, как вы будете докладывать. Не забывайте: открыть или не открыть земли – дело десятое, важно доложить как следует.

Колумб. Даже не представляю, с чего начать.

Монах. Идемте, я вам помогу. Мы привыкли докладывать самому господу богу, как- нибудь справимся и с этим.

Колумб и монах уходят в салон. Чернобородый остается один.

Чернобородый. Видели, а? Он будет докладывать их величествам! Нет, все-таки мир полон несправедливости. Этот рифмоплет украл последние харчи, присвоил девку – а ведь во все времена и на всех морях первая полагалась капитану. Он ест, занимается любовью и ничего не делает, в то время как я несу все тяготы и всем заправляю. Не знаю, почему я до сих пор не приказал выкинуть его за борт. Но, кажется, терпение мое лопнуло, клянусь бушпритом… Впрочем, обождем. Если нас и в самом деле вознамерятся подвесить для просушки, пусть выручает. А коли нет, то я хоть увижу, как он болтается в петле.

Из трюма показывается графиня Амелия.

Графиня. Золото! Серебро! Ткани! Пряности! Трюм наполнен сокровищами!

Чернобородый. Ага, вот вы и попались! Я так и думал, что вы станете совать нос и разнюхивать. Поди-ка сюда, красотка, поди сюда…

Графиня. Прочь руки, вы!

Чернобородый. Не так громко. Вы лазили в трюм; за одно это я могу сейчас выкинуть вас за борт. Вы знаете, кто я? Капитан. А кто такой капитан? Хозяин всего, что находится на борту. Вы на борту – значит я ваш хозяин.

Графиня. Да – когда бы на корабле не было адмирала. А пока он тут – хозяин он.

Чернобородый. Адмирал? Он такой адмирал, как я епископ. Он только и умеет, что марать бумагу, да и то без толку. Своим ремеслом он и мараведиса не заработает.

Графиня. Но там, в трюме…

Чернобородый. Это я. Один я! И ваш так называемый адмирал не получит ни реала даже в том случае, если ему удастся выжить. Это я вам обещаю!

Графиня. Не понимаю. По-вашему, он не распоряжается этими богатствами?

Чернобородый. Распоряжается! Да он и не знает вовсе, что они существуют.

Графиня. Что же мне делать?

Чернобородый. Я вам скажу, что делать. Отправляйтесь прямым курсом ко мне в каюту. Я скоро приду, и мы с вами познакомимся поближе. И, думаю, понравимся друг другу. Потом так называемый адмирал в два счета отправится вслед за вашим кораблем, а мы переедем на ют, в его апартаменты, как нам и полагается. И вот тогда вы станете здесь действительно хозяйкой.

Графиня молчит, колеблясь.

Думаете, я надую? У меня слово крепкое. Знаете что? Обещаю и клянусь: если только мы благополучно ускользнем, вы получите четвертую часть всего, что видели, да еще и того, что за это время может прибавиться. Вы мне так понравились, что я пойду и на такой расход.

Графиня. А остальные – согласятся ли они?

Чернобородый. Пусть попробуют не согласиться! Они знают, что без меня им не то что не взять ни одного корабля – без меня они в два счета повиснут на рее.

Графиня. Решительности вам не занимать.

Чернобородый. Уж будьте покойны. У меня всего вволю.

Графиня. И все же адмирал мне чем-то больше по сердцу.

Чернобородый. Рифмоплеты всегда нравятся женщинам. Но ведь он уже и не рифмоплет больше; он только и может еще, что писать свои дневники, где все высосано из пальца. Да и вообще, он без малого покойник. Как если бы у него была оспа.

Графиня. Вы произнесли страшное слово. Был такой пират, которого звали Черная Оспа.

Чернобородый. Ну да, это я и есть. У меня просто одно время не было корабля, но уж теперь мне и черт не брат. А у пиратов я все равно что адмирал, даже выше.

Графиня. Дайте мне время подумать.

Чернобородый. Я и забыл, что женщины никогда не могут решить сразу. Я уж не говорю о том, что они ни в жизнь не могут решить правильно. Ладно, подумайте, пока я пройду по кораблю. Вам надо только лечь на правильный курс. А там только мигните, и ветер сразу наполнит ваши паруса.

Чернобородый уходит к носу корабля. Графиня в задумчивости опирается на планшир.

Графиня. Адмирал – и разбойник. Поэт – или Черная Оспа. Слава потом – или деньги сейчас. Трудно устоять перед поэтом. Пусть он сейчас и не пишет стихов – я добьюсь… Он поэт, я женщина – что еще нужно для стихов? Он – туча, я – земля; понятно же: ударит молния, а значит, будет и гром. Пусть он только откроет эти свои острова. Для этого он должен и в самом деле быть адмиралом. Я сделаю его таким! Другого выхода нет: пребыванием здесь я безнадежно скомпрометирована. Господи, чего только нам не приходится лепить из этой глины, называемой мужчинами! Богу было легче: он сделал это один раз, мы же занимаемся этим повседневно… Впрочем, я подозреваю, что бог на самом деле женщина, хотя это и скрывают; будь он мужчиной, он создал бы женщину в первую очередь. Да, вне сомнений: не «слава или деньги», а и то, и другое. Дон Кристобаль Колон, вице-король, и его высокорожденная супруга Амелия!

Из адмиральской каюты выходят монах и Колумб.

Монах. Теперь вам осталось только вызубрить все это наизусть, да так, чтобы не растеряться в момент, когда вы предстанете перед их величествами.

Колумб. Мне было бы легче запомнить, если бы изложить доклад стихами. Как вы думаете!

Монах. Боже вас сохрани! Наоборот, всякий отчет или доклад должен быть составлен погрубее, топорнее, неграмотнее. Чем хуже испанский язык, которым это будет изложено, чем дальше стоит он от благородного кастильского наречия, тем больше ему веры: ясно ведь, что человек, до такой степени не умеющий объясняться, неспособен и ничего присочинить и излагает одну лишь правду. Нет, сеньор адмирал, наоборот – причешите-ка доклад против шерсти, чтобы каждое слово в нем торчало в свою сторону. Вот тогда дело будет сделано по всем правилам. Если же вы напишете лучше, чем пишут сами их величества, вас примут за гордеца, таящего вредные мысли, и отнесутся к вам соответственно.

Колумб. Никогда не подумал бы, что это так сложно. Благодарю вас, ваше преподобие.

Монах. Не бойтесь, я вас не подведу. (Уходит.)

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату