этом качестве не мог уже быть объектом ни политических, ни экономических, ни даже научных интересов. И специалисты из уголовной полиции Ины принялись за работу, уже наперед зная ответ.

Во всяком случае, так им казалось. Однако, привыкнув работать всерьез и на совесть, они вскоре вынуждены были доложить, что на самом деле никакой чертовщиной тут и не пахло, а шар был просто- напросто украден, причем похищение было очень профессионально подготовлено, вся приборная система наблюдения и охраны весьма умело нейтрализована (технические подробности этого в открытой публикации не появились, поскольку, как заявил представитель следственной комиссии, «у нас не курсы повышения квалификации для начинающих воров»), а люди, чьей обязанностью было наблюдать за сохранностью и поведением «экспоната номер один», как исчезнувший предмет официально назывался, настолько привыкли к тому, что с ним ничего не происходило, что его уже, как говорится, и в упор не видели даже тогда, когда он еще был. Так или иначе – экспонат исчез вовсе не по какой-то непостижимой причине, его просто сперли, как выразился один из следопытов.

Кто, зачем? Предположения опять-таки были различными. Одни сильно косились на всякого рода коллекционеров, поскольку давно известно, что страсть к пополнению коллекции, скажем, раритетов (а шар, безусловно, следовало считать таковым) порой доводила даже и до убийств, а уж простая кража в их среде и за грех не считалась. Другие же были склонны винить в случившемся разведки многих миров, в том числе и дружественных, а в первую очередь тех, чей научный аппарат являлся более мощным, чем инский, и кто, следовательно, мог рассчитывать на более успешное раскрытие загадки.

Во всем этом стали разбираться очень серьезно. Тем более потому, что о существовании артефакта вроде бы вообще никто, за пределами очень узкого круга политиков, военных и ученых, знать ничего не должен был; ни о самой находке, ни о попытках ее исследования, ни о месте хранения и способах охраны пресловутого шара никогда и нигде не появлялось ни полслова, само его существование являлось государственной тайной наивысшего разряда. Но, значит, какая-то разведка (говорили сторонники такой гипотезы) что-то все-таки пронюхала и сумела организовать и осуществить кражу.

Но теперь уже волей-неволей пришлось, пусть и задним числом, объявить всей Галактике и о находке, и об ее утрате – потому что иначе никак нельзя было заявить о своем праве на эту вещь и предупредить, что любое содействие похитителям будет рассматриваться как соучастие в преступлении и станет предметом обсуждения в Высшей судебной палате Галактической федерации. Такое объявление было сделано, а помимо него просьбы о помощи в поисках похищенного были обращены ко многим мирам, точнее, обращены ко всем, но некоторые просто не откликнулись. Сальта же стала первым миром, на котором какие-то следы утраченного предмета обнаружились. Именно из этого мира поступило сообщение о том, что некая группа людей предлагает вступить в переговоры о содействии властям Ины в возвращении украденной редкости – за соответствующее вознаграждение, конечно. Особо оговаривалось, что группа не является какой-то официальной организацией, но целиком и полностью частным предприятием, чья деятельность как раз заключается в поиске и обнаружении похищенных драгоценностей. И для переговоров с нею на Сальту немедленно был послан Орро, который никак не мог обойтись без переводчика.

Вот так возникла ситуация, в которой оказался, в частности, и я сам. Однако отчет о ней не был бы полным, если бы я не упомянул еще об одном обстоятельстве. А именно: некоторые миры, узнав о происшедшем, уже по собственной инициативе занялись поисками пропажи – и, судя по всему, не для того, чтобы возвратить его Ине, во всяком случае, если и возвратить, то не сразу, а лишь после собственного, весьма детального ознакомления с ним. Потому что сама идея получения какой-то информации иного происхождения, насчитывающая уже столетия от роду, по-прежнему присутствует в сознании каждого политика: если такая информация когда-нибудь действительно возникнет, то владеющий ею мир, будь он даже из числа слабых, немедленно станет претендентом на главенство в Галактике – а тут как раз сложились обстоятельства, весьма способствующие этому.

Следует признать, что к числу миров, близко к сердцу принявших судьбу украденного предмета, принадлежала и Терра. Так что еще до того, как Ина обратилась с просьбой относительно переводчика, на поиск шара был командирован еще один человек, Бемоль, тот самый сотрудник спецслужб, которого Орро так и не получил в толмачи, большой авторитет среди профессионалов разведки. Бемоль был послан не в помощь инским силам – наоборот, они нимало не было поставлены в известность о таком демарше. Но от Бемоля никто и никогда еще никакой информации не получал. В поле ему, похоже, не повезло: связь с ним, как шептались, прервалась почти сразу, что заставляло думать, что он сгорел, или, во всяком случае, подгорел настолько, что лишился возможности действовать. Меня предупредили, что если до меня дойдет какая-то информация о Бемоле и его судьбе, то я обязан буду об этом немедленно сообщить на Терру, но не более того: самому же в его дела никак не ввязываться – если только он не потребует моей помощи. Это меня совершенно устраивало. Впрочем, на Терру я ничего на эту тему не доносил – просто потому, что никакой информации об исчезнувшем человеке не имел и не стремился получить ее: каждому моему дневи довлело злобы его.

Теперь я могу считать, что вы более или менее разобрались в обстановке, а потому обращаюсь к проблемам инского языкознания.

Глава 9

Итак, я вернулся к началу. К «Уро ам изор онури а иномо унэ».Без немых знаков.

Зато с семью десятками возможных истолкований этих слов.

Смысл придется отыскивать путем отсева самых нелепых и сравнительным анализом тех, что останутся, по теории вероятностей. Работа практически безнадежная, но ее необходимо сделать – или в следующее мгновение все бросить и бежать за билетом в самый дальний конец обитаемой Галактики; а еще лучше – необитаемой.

Но это мне не по характеру. Так что – утри слезы и впрягайся в плуг.

Начинать лучше с начала. То есть – с первого слова. Уро.

Инский синтаксис допускает произвольный порядок слов в предложении. Но статистика свидетельствует о том, что чаще всего все-таки первым идет подлежащее – во всяком случае, в такой относительно короткой фразе, как эта. Среди всех возможных значений слова на роль подлежащего (учитывая реальные обстоятельства) прежде всего претендует личное местоимение.

Если бы над словом уро стояла точка, оно означало бы «ты». Один апостроф – «мы», два – «вы», горизонтальная черточка, дефис – «он», тильда – «они». А если сверху нет никакого значка, слово значит «я». Если бы остальные слова были такими значками снабжены, то я, без всяких сомнений, так и решил бы: «я». Может быть, конечно (теоретически), и все прочие слова тут используются в своих самых ранних значениях, и потому немых знаков над ними быть и не должно. Однако тогда фраза будет читаться так: «Я пища солнце лошадь сделать одежда много». И в каких падежах и лицах ни ставь каждое слово, все равно никакого смысла не получается. Нет, первыми значениями тут и не пахнет.

Не говоря уже о значениях нулевых. Хотя существуют и такие. В нулевом значении некоторые слова являются числительными – то есть обозначают просто названия цифр: один, два – и так далее. Однако это нулевое значение мне было сейчас явно ни к селу ни к городу. Так что…

Так что предположим, что первое слово тут – действительно «я». Остальные местоимения пока выведем в резерв.

Следовательно, за ним следует (вероятнее всего) глагол. Какие там у нас глаголы выражаются словом «ам»? Давать, учить(ся), есть (питаться), убить (сленг).

Всего-то четыре, а ведь могло быть и восемь, и десять. Что имеем? Я дал или даю, я учу, или учусь, или научил – чему? Любить родину? Вести себя пристойно? Складывать два и два? Не совать нос, куда не следует? Стоп. Надо ведь учитывать и страдательные значения! Может быть, я – не я, а «мне, меня, мной» и так далее. Возникают другие варианты: мне дали (как следует), наподдали, а может быть – дали информацию. Да, но если тут должен был стоять значок инверсии? Тогда значение глагола было бы обратным: не «дали», а «взяли, забрали, отняли». Меня взяли – вполне правдоподобный вариант. И еще один, не менее волнующий: «я убил» или «меня убивают, убьют».

А что третье слово? Ему следовало бы оказаться дополнением. Может, оно прояснит хоть что-то?

Изор. Солнце. Свет. Ясность. Толкование чего-либо. Господь

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату