офицер. Прошел огонь и воду. Выдержал испытание в качестве председателя Комиссии по расследованию деятельности КГБ в период августа…
Назначение Сергея Степашина в сентябре 1993 года первым заместителем министра безопасности в конторе восприняли спокойно. Многие руководители знали его довольно хорошо, а характеристики людей к нему близких были самые лестные. На посту председателя Комитета по обороне и безопасности Верховного Совета он много сделал для системы. В критические для нее дни занимал принципиальную позицию, что было крайне рискованно на фоне демократического шабаша. С его помощью и при его непосредственном участии были реализованы практически все предложения, сформулированные для двух президентов в части нормативной базы. К нему было легко попасть на прием, и если просьба не носила откровенно «шкурного» характера, можно было рассчитывать на поддержку.
Особых авторитетов для него не существовало. В отличие от многих людей его уровня был демократичен, открыт и доступен.
«Я проработал в питерском управлении 9 месяцев, совмещая работу в Верховном Совете, — вспоминает Степашин. — Но Верховный Совет единогласно проголосовал, чтобы я остался только председателем комитета. И мне пришлось с большим сожалением покидать Питер, я помню, как меня провожали. Это было и торжественно, и трогательно. Естественно, возник вопрос преемственности. Баранников хотел поставить своего человека — кого-то из территориалов, то ли из Томска, то ли…
Я настоял, чтобы это был питерец. Было два кандидата — либо Григорьев, либо Черкесов. Но остановились на Черкесове, это был очень рискованный ход, но тогда я вообще рисковал, честно говоря. Впрочем, они были оба достойными этой должности».
Возвращение Степашина в систему было оправданно. Сам министр безопасности Николай Галушко сделал шаг. Он вышел с предложением к Ельцину с просьбой назначить Степашина первым заместителем. Время было непростое, противоречивое, и способность Степашина к компромиссам во многом могла облегчить жизнь Лубянки.
И уже утром на квартиру Степашина пришла машина, закрепленная за первым замом.
Одобрение аборигенов Лубянки имело еще и корыстный интерес. Указ президента № 1400 от 21 сентября 1993 года о роспуске Верховного Совета России требовал и от чекистов решительных действий. Но тбилисский и августовский синдромы были сильны в среде. «Черт знает, как все повернется?» Кроме того, в конторе было много людей, искренне симпатизировавших Верховному Совету. Не персонально кому-то, но именно органу власти, который хоть в какой-то степени противостоял «самодурству» Ельцина.
В отношении президента Степашин тоже имел свою точку зрения, которую не скрывал. Это не значило, что он выступал с публичной критикой Ельцина, но был способен публично выразить свое мнение, отличное от других, четко показав, что с решением президента не согласен. Пока он был вне органов исполнительной власти, это сходило с рук. Скорее всего, у президента были оппоненты поопаснее. Система осведомителей у Ельцина была поставлена отменно, а искусство интриг при дворе президента было более совершенно, чем в семье короля Лир.
Как человек новый на Лубянке, Степашин оказался на острие проблемы. Впрочем, понимая всю ответственность, он не мог иначе.
Уже в качестве заместителя министра он несколько раз приезжает в Белый дом. Уговаривает, увещевает коллег прекратить противостояние. Эйфория предстоящего сражения заложила уши. Это было особенно опасно, потому что подвалы Белого дома ломились от оружия. После августа 1991 года по указанию самого Ельцина там был создан целый арсенал современного вооружения. Проходя по коридорам, Степашин чуть ли не на каждом шагу видел весьма сомнительные личности с мутными блуждающими глазами.
Все было как в августе. Истерия, ажиотаж… И хотя большинство искренне стремилось защитить свой Верховный Совет, агрессивно настроенные лица могли втянуть их в очень опасную игру.
Памятуя об уроках августа 1991 года, «белодомовцы» направляют в столичное управление МБ телеграмму за подписью Хасбулатова и Руцкого.
ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ ТЕЛЕГРАММА
МОСКВА
УПРАВЛЕНИЕ БЕЗОПАСНОСТИ ПО МОСКВЕ И
МОСКОВСКОЙ ОБЛАСТИ
ВАМ НАДЛЕЖИТ НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО ПРЕДПРИНЯТЬ ИСЧЕРПЫВАЮЩИЕ МЕРЫ ДЛЯ ОБЕСПЕЧЕНИЯ ПРАВОПОРЯДКА И БЕЗОПАСНОСТИ ГРАЖДАН СТРОГО СОБЛЮДАТЬ КОНСТИТУЦИЮ И ЗАКОНЫ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ УКАЗОМ ИСПОЛНЯЮЩЕГО ОБЯЗАННОСТИ ПРЕЗИДЕНТА А В РУЦКОГО ОТ 22.09.93 Г НР 2 ВАМ ПРЕДОСТАВЛЯЮТСЯ ПОЛНОМОЧИЯ ДЛЯ ПРЕСЕЧЕНИЯ ЛЮБЫХ ПРОТИВОПРАВНЫХ ДЕЙСТВИЙ В ТОМ ЧИСЛЕ И ТЕХ КОТОРЫЕ МОГУТ БЫТЬ ПРЕДПРИНЯТЫ В СВЯЗИ С АНТИКОНСТИТУЦИОННЫМ УКАЗОМ Б Н ЕЛЬЦИНА ОТ 21 СЕНТЯБРЯ 1993 Г НР 1400 ОБ ИСПОЛНЕНИИ ТЕЛЕГРАФИРУЙТЕ
ИСПОЛНЯЮЩИЙ ОБЯЗАННОСТИ
ПРЕЗИДЕНТА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ А. РУЦКОЙ
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ВЕРХОВНОГО СОВЕТА
РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ Р. ХАСБУЛАТОВ
По утрам Руцкой и Баранников обходили посты милиционеров, по приказу Ельцина блокировавших Белый дом, и, угрожая расстрелом, требовали неподчинения командирам. Милиция демонстрировала свою решимость. Систематически вокруг мэрии, где находился штаб ГУВД, начинались какие-то угрожающие действия со стороны ОМОНа. Они бряцали оружием, бросались в автобусы, куда-то уезжали.
Это хорошо было видно из окон Белого дома. Там тоже все приходили в возбуждение. Во дворе маршировали баркашовцы, охрана занимала позиции.
Все повторялось. Но Ельцин не был бы Ельциным, если бы не усвоил уроков прошлого. Он знал по августу 1991 года, что решимость рядовых и необученных — только до первого выстрела. И находясь в Кремле, он знал, что всей этой демонстрируемой депутатами агрессии грош цена.
Ставка делалась на милицию и военных. Лубянка, незадолго до этого лишившаяся последнего своего силового подразделения «Вымпел», была не в счет.
Особенно тревожно было за Баранникова. Честный, но невероятно наивный и неискушенный в политике генерал стал жертвой многих обстоятельств. И хотя кое-кто имел о нем свое мнение, Степашин относился к нему по-доброму.
Прибыв в очередной раз в Белый дом, Степашин буквально прорвался в кабинет бывшего (де-юре), но действующего де-факто министра безопасности.
«Это было рано утром.
— Собирайся, поехали, — говорю Баранникову.
— Ты чего, с ума сошел?
— Все, кончай ерундой заниматься.
Он растерялся.
— Подожди, я сейчас ребят соберу, вместе поедем.
Баранников почувствовал какое-то облегчение. Тут важно было напора не терять.
Я говорю:
— Все, давай собирайся, поехали.
Баранников оделся, вместе со мной вышел.
Я посадил его в свою машину, все так растерянно на меня посмотрели, потом мне уже доложили,
