Впрочем, уже предварительный политический анализ давал почву для подозрений. Активность германских спецслужб в такой, мягко говоря, нелепой форме точно совпадала с кампанией по выборам канцлера Германии. Скандал давал возможность Гельмуту Колю несколько весьма выгодных поводов для PR-кампании.
Информация, которой располагали специальные службы, позволяла сделать и иной вывод, чисто практического свойства. Провокация, об этом уже на Лубянке говорили вслух, помогала решить и иные две стратегические задачи. Первая — скомпрометировать Россию как ядерную державу, представив ее как ненадежного партнера. С другой стороны, можно было выдвигать тезис о необходимости взять Россию под международный контроль, с целью недопущения распространения ею расщепляющихся материалов.
Три задачи решались просто и примитивно.
Но была и еще одна причина столь высокой активности немецкой разведки и контрразведки. За два месяца до скандала в Москве был арестован агент, работавший на БНД (немецкую разведку).
Все это позволило государственному министру Берндту Шмитбауэру (координатору немецких спецслужб) позвонить директору ФСК Сергею Степашину и высказать ему ряд претензий. Это был второй звонок государственного министра. В первый раз Шмитбауэра интересовало, какого именно агента арестовали спецслужбы.
Разговор у Степашина оставил неприятный осадок. Государственный министр потребовал чуть ли не отчета со стороны России… «Кто вам дал право? Кого вы арестовали?»
Об этом разговоре директор ФСК доложил президенту и высказал ряд собственных предложений. В связи с тем, что позиция России была весьма убедительной (оружейный плутоний украсть невозможно), целесообразно осуществить встречу представителей двух стран, на которой расставить точки над i. Россия ничего не теряла, а выиграть могла много. Тем более что в «рукаве» ФСБ было еще кое-что, способное испортить настроение господину Шмитбауэру.
Такое решение было принято. Идею поддержал Гельмут Коль, намекнувший, что был бы «крайне заинтересован в добрых взаимоотношениях между Россией и Германией». Проще говоря, чтобы избежать нежелательных последствий для его выборной кампании. Несмотря на результат, сам факт встречи играл ему на руку.
Шмитбауэр напоминал триумфатора. Его свита, состоящая из президентов БНД и БФФ, а также специалистов иных, связанных с радиоактивными материалами ведомств, была ему под стать. Первая встреча должна была проходить с глазу на глаз.
Степашин был заинтересован в открытости. Шмитбауэр наоборот. Степашин предложил пригласить на протокольную встречу журналистов. Немецкий гость отказался. Тогда директором ФСК было принято решение пригласить российских и не приглашать немецких корреспондентов. Это был для Шмитбауэра прокол. Немецкие журналисты, два часа прождавшие съемки события, были разгневаны. Наши же напротив. Они впервые получили возможность эксклюзива. Со своей стороны ФСК распространило множество материалов о хранении и использовании расщепляющихся материалов. Глубоко оскорбленные в подозрениях атомщики открыли закрома, куда пустили несколько телегрупп, которые смогли убедиться в эффективности системы хранения материалов.
Первое заседание делегаций показало, что немцам есть что скрывать. Они не желали, во всяком случае на этом этапе, допускать сомневающихся российских ученых к проведению экспертизы. Но сомневающиеся имелись и в иностранных научных центрах. Американские исследователи, посвященные в некоторые детали, вообще высказались за то, что плутоний может быть французского или японского производства.
Два дня переговоров и культурной программы для гостей были периодом выработки компромиссного решения. Правила игры определил директор ФСК: мы не оспариваем (пока) появившиеся в прессе утверждения напрямую, а гости не настаивают на своей первоначальной версии. Компромисс выразился в подготовке и публичном подписании некоего меморандума, суть которого сводилась к одному: договаривающиеся стороны осознают опасность бесконтрольного распространения радиоактивных материалов и готовы сотрудничать в борьбе с этим явлением.
Вскоре для германских специальных служб начались трудные дни. Информация о наличие в Германии черного рынка радиоактивных материалов всколыхнула воображение жуликов. Российская контрразведка стала хватать любителей острых ощущений, тащивших все радиоактивное, что плохо лежит. Тащили, рискуя быть пойманными (что было элементарно), впрок ставя под угрозу жизнь и здоровье свое и своих близких. Тащили в коробках, картонках и даже в строительных рукавицах урановую смесь, отработанные материалы и ненужные, но вовремя не утилизированные изотопы из приборов. Их ловили, сажали и снова ловили других. Но черного рынка как не было, так и нет.
То российские, то болгарские, то иные проходимцы везли в Германию всякую радиоактивную грязь. Отсутствие рынка, а также невозможность какого-либо практического использования гранитных стержней либо килограмма урана-235 серьезно разочаровали жуликов и озадачили полицию. Собственно, сбылось то, о чем предупреждали в Москве. Но это было только начало.
Скандал, так триумфально начавшийся, перешел в иную фазу. Отсутствие новой информации о нем заставило немецких журналистов посмотреть на него с другой стороны. И все чаще стал звучать мотив провокации собственно немецкой разведки.
Шмитбауэр пригласил директора ФСК в Германию. Три дня переговоров об организации совместной работы по борьбе с организованной преступностью, терроризмом и наркомафией. О радиоактивной контрабанде вспомнили вскользь. Немцы передали нам материалы о распространении расщепляющихся материалов. Это была подборка… российской прессы о хищении таких материалов и задержании преступников.
На руководство немецких спецслужб члены российской делегации уже смотрели как на людей, дни которых сочтены. Так и оказалось.
Через пару месяцев отраженная волна начатого ими же скандала накрыла их и смыла в историю. Ни Коль, ни его команда не смогли скандал погасить.
Поездка в Германию дала серьезную пищу для размышлений о работе специальных служб. Особенно важной и поучительной была встреча в БФФ — ведомстве по защите конституции. Перед началом переговоров каждому члену делегации был вручен открытый, отпечатанный на русском языке отчет БФФ за год. В нем были отражены результаты работы против правого и левого экстремизма и национализма. В нем назывались партии и движения, по которым, согласно закону Германии, обязано работать БФФ. Назывались и фамилии лидеров, и численность структур, и проведенные ими акции.
Сотрудникам БФФ не приходилось искать поводы для своего внимания к тем или иным партиям. Их ОБЯЗЫВАЛ закон. И поэтому они не краснели и не тушевались перед вопросом о политическом сыске, все было строго регламентировано.
123
«Кавказский пленник»
Складывается впечатление, что число чеченоведов на душу населения России сегодня значительно превышает количество любителей футбола. И не важно, что многие из них вряд ли могут отыскать это национально-территориальное образование на карте, зато они знают, что, как, когда и при каких обстоятельствах необходимо сделать, чтобы урегулировать внутрироссийский конфликт. При этом с максимализмом, присущим именно обитателям нашей обетованной земли, разброс мнений колеблется от полного признания предъявляемых противоположной стороной требований до объявления им газавата, эпитимьи и харакири.
Политики, неформальные лидеры движений, вольные художники от социологии с умным видом размышляют о судьбах Отечества, как жить — с Чечней или без оной.
Впрочем, за последние десять лет значительное число россиян стало реальными участниками
