видел его лица. Лишь темное пятно напротив. Бот с орбитальной станции был уже в пути.
– Я понимаю, – прервал долгое молчание Кромин. – Не мне судить традиции иных цивилизаций. Когда-то и земляне были каннибалами.
– Какой ужас! – сказал ректор, а Кромин чуть не выругался. – Мы никогда не были людоедами! – продолжил ректор. – Другое дело, что по причинам, которые никто уже не помнит, письменность у нас была запрещена. В усвоенных знаниях мудрейшие иногда вспоминают какие-то страшные картины разрушения и смерти, превращения некогда цветущей Наюгиры в средоточие ужаса. Каким образом это было связано с письменностью, неизвестно. Но перед нами оказался трудный выбор – научиться передавать знания или выродиться, а потом исчезнуть. Долгие века в изустных преданиях от отца к сыну передавались знания, секреты мастерства и тайны ремесел, но с каждым поколением что-то забывалось, что-то искажалось, а сравнить было не с чем… Мы стояли на грани исчезновения, и это было за века до того, как прилетели первые люди со звезд.
– Но кто вам мешает сейчас ввести письменность? – вскричал Кромин. – Вы-то все понимаете!
– Таких, как я, мало, и понимаю я это благодаря мудрости, переданной мне профессором Горбиком. Но предложи это сейчас наюгирам, мгновенно вспыхнет бунт, да и правители не пойдут на это. Есть страх, который у нас в крови. Со временем, когда кровь наша будет разбавлена иной…
– Так вот в чем ваша методика!..
– Всего лишь передача знаний, – наклонил голову ректор. – Мы и представить себе не могли, что вы рассматриваете это как принятие пищи! Передача знаний: очень быстрая, почти без потерь, со временем память усвоенного отдает принявшему все ценное и нужное. Вот и вы постепенно начинаете более терпимо относиться к методике наюгиров. Прошло много веков, эстафета знаний передается от лучших к лучшим. У вас, конечно, все не так, но ваш мир больше пригоден для жизни. Поэтому у вас главная ценность цивилизации – человек. Личность. А у нас – сохранение расы наюгиров. Вот почему каждый из нас со всеми нашими личными интересами – исчезающе малая величина по сравнению со всей расой. Вот почему законы и воспитание у нас исходят из того, что наюгир рад, счастлив отдать себя на благо всех. Если бы это было злом, мы бы исчезли, а ведь жизнь каждого из нас удлиняется, население постепенно растет, мы не отступаем, а наоборот, осваиваем новые территории. Со временем, когда многие постигнут ваш язык, мы, возможно, станем терпимее относиться даже к письменности. Видите, я уже не вздрагиваю и не озираюсь, когда произношу это слово.
– Так значит, из-за меня того преподавателя…
– Вы полагаете, долгие и прочные, а главное – взаимовыгодные отношения не стоят такого самопожертвования?
– Боже мой, – пробормотал Кромин. – Один убитый обучает одного живого…
Он чувствовал какую-то раздвоенность сознания: с одной стороны, он возмущался такой чудовищной практикой, с другой – следил, чтобы слова произносились в уместно-сожалеющем ключе, однако ни в коем случае не переходящем в грустное неодобрение.
– Нет, не один к одному! – возразил ректор. – Методика пути знаний не стоит на месте. Один преподаватель позволяет обучиться теперь уже двадцати наюгирам.
– Хорошо, что хоть двадцать! – сказал Кромин, подумав при этом: «Велика радость!» – Да. И не менее пятнадцати из них уже возведены в сан преподавателей. И каждый из них с радостью и благоговением отдаст…
– Я понял. Скажите, а какие у вас связи с Федерацией Гра?
– Теперь уже никаких, – сказал ректор. – На ваших глазах мы прервали с ними всяческие связи.
– Но почему?
– Трудно сказать, – замялся ректор. – Мы разумны, но не рациональны. Для нас имеют значение не только знания, но и настроение, нюансы. Считайте, что вы нам понравились больше.
Свист и рычание турбин за переборкой возвестили о прибытии бота.
Эпилог
– У меня есть сильное подозрение, что меня хотели использовать сразу в нескольких взаимоисключающих целях, – сказал Кромин, отхлебывая прохладное пиво.
Муллавайох испытующе поглядел на него.
– Нет, просто в тебе проснулись старые программы. У тебя была простая и ясная задача – научиться языку. Все остальное – шутка биохимии нейронов.
– Ты знал о том, что ждет Горбика?
Кромин ожидал, что Муллавайох будет долго и тяжело молчать, а потом начнет косноязычно врать. Но тот и не думал отмалчиваться.
– Это, в общем-то, секретная информация, но какие от тебя секреты! И я знал, и Горбик знал, но дело того стоит. Без тяжелых металлов Федерация Гра нас быстро задвинет в угол. Кстати, к твоему сведению, эта методика не так уж и оригинальна. У нас ее изучали, кажется, чуть ли еще не в двадцатом веке. Тогда эта штука называлась «Транспортом памяти». Вводили необученному животному экстракт мозга другого, обученного, и второе животное получало все то, что хранилось в памяти первого. На молекулярном уровне, понятное дело, поэтому и передавались в основном только знания, а не свойства личности. Мы остановились на животных, кажется. А эти ребята пошли дальше…
– Но это же варварство! Жестокость!..
– Вселенная жестока, – вздохнул Муллавайох. – А ты отдыхай. Скоро начнется такая интенсивная работа по Наюгире, что люди со знанием языка будут нарасхват. Тебе придется подучить наших ребят.
– Э-э, – Кромин чуть не поперхнулся пивом. – Надеюсь, меня не будут есть с потрохами? В целях быстрейшего изучения?
– Скорее всего, нет, – начал Муллавайох, но, увидев лицо Кромина, быстро добавил, – я пошутил, расслабься! Ты немного одичал у наюгиров и забыл, что у нас есть клон-машины.
