Ничего, потом, когда возвратитесь, непременно приходите. Мы угостим вас на славу. Я… или она, не знаю теперь, как говорить. Но для вас разницы не будет.
Болтая так, Зоя поднялась на крыльцо, пошла в кухню. Юниор следовал за нею, как привязанный. Там, на плите, что-то уже доспевало, запахи были манящими. Юниор проглотил слюну. Действительно, обидно, что не придется ничего попробовать.
– Вы не возражаете, если я посмотрю ваши запасы?
Он открыл холодильник, посмотрел одно, другое. Все выглядело точно так же, как на Земле. Прекрасная работа. Продуктов, правда, оказалось не так уж много.
– Это все, что у вас есть?
– Я же вам говорила. Скажите, Юниор: мы долго будем жить здесь?
Юниор ответил не сразу:
– До конца ремонта еще… еще около трех недель.
– А потом? Вам надо будет лететь дальше?
– Э… Ну, строго говоря…
– А этот мир – он так и останется? Постойте, я и забыла: ведь весь этот мир, и я в том числе, – мы можем существовать, лишь пока вы с кораблем поддерживаете нас. Значит, улетая, вы разрушите этот славный уголок?
Юниор молчал.
– И меня в том числе? И вам не будет жалко меня?
Отвернувшись, он глядел в окно.
– Юниор, ведь убивать женщин – очень плохо.
«Да не женщина ты!» – хотелось крикнуть ему, но вместо этого произнес:
– Да перестаньте же, ради Бога!..
Зоя удовлетворенно улыбнулась. Кажется, ей того и нужно было: вывести его из себя. Пигмалион чертов, осуждал себя Юниор, незадачливый критский властитель…
– Хорошо, капитан, я больше не буду, – кротко сказала она, улыбаясь глазами. – Прошу к столу. И не сердитесь на меня. На женщин вообще бесполезно сердиться. Мы никогда не бываем виноваты. Вы не обиделись? Простите, я не хотела сделать вам больно.
– Ничего, – буркнул Юниор.
– Значит, не сердитесь? Тогда я разрешаю поцеловать мне руку.
Зоя протянула руку. Черт знает, что происходит, – раздражался Юниор, послушно целуя руку и невольно вдыхая ее запах. – Интересно, все кретины в институте, с Георгом во главе – они что, не могли заранее подумать о том, что свертывать этот мир потом будет очень и очень не просто? Но ведь не обязательно же свертывать… Черт, все не так, как надо… А впрочем – еще три недели впереди, их еще прожить надо, пришибет меня каким-нибудь деревом или утону в пруду, да мало ли что может случиться…
– Довольно, довольно, капитан. – Зоя отняла руку. – Верю, что вы меня простили.
Некоторое время они обедали молча. Под конец Зоя принесла кофе.
– Это ваш, капитан. – Зоя придвинула к нему второй кофейник. – Не бойтесь, я не добавила ничего из своих запасов. Не собираюсь покушаться на вашу жизнь. И вообще, принимаю все ваши условия. Но у меня есть и свои.
– Заранее согласен на них, – поспешно сказал Юниор.
– Не беспокойтесь, они не содержат ничего, что было бы вам не под силу. По-вашему, я – модель, фикция – я вспомнила, что Георг называет их именно так. Скажу откровенно: я и сейчас уверена, что это не так, что я – это я… Но не вижу способа убедить вас. Так вот, я хочу, чтобы три недели, или сколько мы с вами будем находиться здесь, вы относились ко мне не как к модели, но как к женщине.
– Постараюсь. – Юниор склонил голову. – Боюсь только, что мое воспитание в этой области…
– Не бойтесь, я буду вам подсказывать. И не огорчайтесь: три недели – не такой уж долгий срок. Поверьте, я успела о многом подумать. И пока вижу для себя лишь один выход: жить так, как будто ничего не произошло. Вы хотите возразить?
– Ничуть, Зоя. Я рад…
– Рады, что не устраиваю вам истерик? Не могу гарантировать, Юниор, все может случиться. Но буду стараться, чтобы этого не было, обещаю. – Она встала. – Кстати, в следующий раз мыть посуду будете вы. А сейчас – каковы ваши планы на остаток дня и вечер? Есть что-то неотложное?
– Нет.
– Тогда проводите меня. Хочу загорать и купаться.
– С удовольствием.
– Что же вы стоите как истукан? Дайте мне руку!
Он покорно протянул руку.
– А в другую возьмите вот это.
Юниор ухватил объемистую, но не тяжелую сумку.
– Идемте!
И они сошли с крыльца.
Юниор считал купанье после обеда вредным. Побарахтавшись, он вылез и разлегся, расслабился, блаженно переживая возможность никуда не спешить, ничего не делать – просто лежать, ощущая, как течет неторопливое время. Зоя плавала долго, настойчиво, словно выполняла урок, вертелась в небольшом пруду как белка в колесе. Вылезла она, когда совсем уже иссякли силы и холод стал добираться до костей, хотя вода была теплой. Переводя дыхание, подошла к Юниору, немного постояла, глядя на него сверху вниз; по телу ее пробегала дрожь, и Юниор не утерпел – упрекнул:
– Ну, можно ли так, Зоя…
– Можно. – Она легла на траву рядом с ним. – Я вся промерзла, – и на его инстинктивное движение в сторону ответила: – Да согрейте же меня, я дрожу!
Юниор почувствовал, как она прижалась к нему прохладным телом, и сделал усилие, чтобы не думать о том, что, хочешь не хочешь, само шло в голову.
– Вы так любите купаться? Обязательно до судорог?
– Любила… – не сразу ответила Зоя. – А впрочем, нет. Не так. Но теперь – другое дело.
– Почему?
Этого спрашивать, пожалуй, не следовало. Он поздно спохватился.
– Надо успеть накупаться.
– Зоя… – проговорил Юниор почти умоляюще.
– Ничего. Пусть это вас не волнует. Знаете, Юниор, в этом есть даже что-то хорошее. В случае, если правда на вашей стороне, конечно. Нечто успокаивающее есть в этом. Знаешь, что не доживешь до старости, что тебе не грозит немощь, когда сама себе станешь в тягость. Есть, наверное, своя прелесть в том, чтобы умереть молодой.
– Зоя!
– Хорошо, не буду, не буду. Давайте говорить о чем-нибудь другом. Лучше, если веселом. Вы извините меня, Юниор, понимаете, странное состояние: я ведь знаю, что ошибаетесь вы и я никакая не модель, не копия, не фикция, знаю, что я – Зоя, обыкновенная женщина, не продукт науки и техники, знаю… И все же где-то, каким-то уголком души верю вам. Нелепо, правда? Кто может знать обо мне лучше, чем я сама? Но вот я невольно начинаю думать и вести себя так, как должна была бы вести себя эта самая фикция. Потому, наверное, что я очень впечатлительна, меня всегда было легко в чем-то убедить.
– Понимаете ли…
– И еще. Получается, что я могу говорить о себе уже как бы со стороны, как бы о той, что осталась на Земле с Георгом и существует сейчас сама по себе. Даже посплетничать немного. Смешно, правда? Хотите, посплетничаем?
– Если вам доставит удовольствие…
– Огромное! Я ведь страшная сплетница в душе, только всегда старалась не позволять себе этого: сплетничать неприлично. А теперь… Никто третий нас не услышит, а вы никому не станете рассказывать, правда?
– Никому, – честно пообещал Юниор. – О ком же мы будем сплетничать?
