принадлежал к той породе людей, которые по жизни считают себя чем-то обделенными и вечно не довольны сложившимся положением, мир для них всегда предстает в черном свете, как бы он не был сверкающ и ярок в действительности.
Сержант раздраженно отбросил пустую бутылку в угол комнаты. Сидящий спиной к нему и внимательно вглядывающийся в экран компьютерного монитора капрал, удивленно обернулся на звук.
— Что случилось?
— Ничего, просто эта долбанная вода закончилась.
— И что? Ее полный холодильник. Пойди и возьми себе еще бутылку.
— Пойди и возьми… — недовольно проворчал себе под нос Лакруа. — Хотел бы я знать, какого дьявола мне надо куда-то идти едва захочется пить? Почему нельзя поставить еще один холодильник здесь? И вообще у всех офицеров персональные холодильники в их комнатах, а нам как нищим приходится пользоваться одним на всех.
— Потому что они офицеры, а ты нет, — рассудительно произнес капрал, не отрываясь от монитора. — На них государство затратило столько денег, что теперь просто вынуждено проявлять заботу.
— Подумаешь… — презрительно пробурчал Лакруа.
Умом он, конечно, понимал справедливость сказанного напарником, но в силу дурного характера просто не мог не оставить за собой последнего слова. К тому же было бы кому уступать, ведь капрал даже не был настоящим французом. Поляк из эмигрантов времен Второй Мировой. Его дед сбежал из родной страны, когда туда пришли немцы, по-крайней мере Жан сам так рассказывал. Кстати, непонятно, с какой такой радости этого пшека зовут Жаном, пусть бы звался Збышеком или как у них там еще принято. И вообще, чего он забыл в их полку. Раз уж ты поляк, то иди служить в Иностранный легион, там тебе самое место, а вовсе не в строю честных французов. Постепенно накрутив себя этими мыслями, Лакруа почувствовал настоятельную необходимость немедленно поставить на место этого выскочку, посмевшего делать ему замечания.
— Эй, капрал, — начал он. — Скажи мне, а почему у тебя такое имя? Ты ведь не настоящий француз? Так какого дьявола у тебя французское имя? Какое ты имеешь право его носить?
Поляк бросил на него быстрый взгляд и, не отвечая, снова уткнулся в монитор.
— Я, кажется, задал тебе вопрос, капрал? — еще больше взъярился Лакруа, поняв, что его просто игнорируют. — Ты обязан отвечать, когда к тебе обращается старший по воинскому званию!
Жан тяжело вздохнул и с обреченным видом повернулся к разбушевавшемуся сержанту.
— Мне, кажется, что ваш вопрос некорректен, сержант. Больше того, от него отдает расизмом. Если вы понимаете, о чем я говорю. Сдается мне, что по окончании дежурства я должен буду подать рапорт о случившемся…
Слушая эту отповедь Лакруа все больше мрачнел, чертов ублюдок был абсолютно прав. Конечно, ничего такого в сказанном им не было, но это как посмотреть. При желании можно расценить как угодно. А с расизмом сейчас очень строго, получить клеймо националиста ничего не стоит, достаточно лишь не вовремя ляпнуть что-нибудь, что будет расценено, как унижение человека другой национальности, и готово. Отметка на всю жизнь. Потом вволю крови попортят всевозможные надзорные органы.
— Так что, сержант, вас все еще интересует мое польское происхождение? — язвительно осведомился, торжествующий победу капрал.
По экрану монитора, на котором схематично отражалась карта окружающей местности, пробежала легкая рябь и вдруг на темной линии, обозначавшей бегущую вдоль окраины села дорогу, ярко проклюнулись мигающие красные точки. Сержант на секунду замер с открытым ртом. Принявший эту реакцию, за испуг, вызванный его угрозой, капрал самодовольно усмехнулся, но в следующую секунду, резкий повелительный окрик сержанта, вернул его с небес на грешную землю.
— Движение в контролируемом секторе!
Доведенные до автоматизма в учебном центре навыки сработали сами по себе и еще раньше, чем сержант успел договорить, пальцы капрала уже летели по клавиатуре, в стремительном танце вводя необходимые установки, коды и пароли, для получения максимально полной информации по обнаруженным объектам. Все споры, разногласия и дурное настроение были мгновенно забыты, сейчас двое людей представляли собой единый, слаженный боевой механизм, без нервов и лишних эмоций делающий предназначенную ему работу. Сержант, склонившись над портативным ноутбуком, вводил идущую с основного компьютера информацию, сразу же запустив программу расшифровки. Включенный диктофон фиксировал его наблюдения.
— Группа из одиннадцати человек, движется по границе сектора Б-3 в боевом порядке. Впереди охранение из двух человек. Боковой дозор слева по ходу движения — два человека. Замыкание на расстоянии сто метров от основной группы — два человека. Все одиннадцать человек вооружены легким стрелковым оружием, — стараясь произносить слова как можно разборчивее, надиктовывал капрал.
Сержант снял трубку полевого телефона.
— Слушаю, третий пост, — моментально отозвался голос сегодняшнего дежурного офицера лейтенанта Девро.
— Докладывает сержант Лакруа. Обнаружено движение вооруженных людей на границе сектора Б-3. Одиннадцать человек с легким стрелковым оружием. Пересекают сектор с востока на запад. Предположительно сербская диверсионная группа.
— Отлично, сержант, продолжайте наблюдение. Доклад каждые десять минут. В случае изменения направления движения, или иных происшествий, сообщать немедленно.
— Есть, выполняю.
Сержант Лакруа облегченно перевел дух, их пост свою задачу выполнил, подозрительное движение в секторе обнаружено своевременно, дежурному офицеру доложено. А дальше уже не их забота, дальше хоть трава не расти… Пусть этими сербскими людоедами занимаются тревожные группы. Местные вообще страшные люди, дикари, ничего не поделаешь, никаких понятий о международных правилах ведения войны и нормах гуманизма. Но сербы страшны в особенности, еще на подготовке в учебном центре он наслушался леденящих душу историй об их коварстве и жестокости, потому даже после нескольких месяцев пребывания в стране вовсе не горел желанием с ними встречаться. Пусть с сербскими диверсантами работают специально обученные матерые волкодавы, на то им надбавку за риск и платят.
В отличие от сержанта, работа лейтенанта Девро только начиналась. Получив от поста радиолокационной разведки подобный доклад, он должен был немедленно направить в район обнаружения предполагаемых диверсантов специальную дежурную группу, которая уже и вынудила бы сербов не солоно хлебавши вернуться на подконтрольную территорию, отказавшись от дальнейшего исполнения своих планов, какими бы они ни были. Так бы лейтенант и поступил в обычной ситуации, но сейчас на привычную и отработанную схему накладывалось одно немаловажное обстоятельство. Дело происходило ночью, а согласно недавно вышедшему распоряжению генерала Макензи, командовавшего всеми миротворцами, включая французских, покидать в темное время суток охраняемую территорию городков и лагерей категорически запрещалось. Приказ был продиктован участившимися случаями нападения на миротворцев, довольно часто приводящими к гибели военнослужащих контингента ООН, а также захвату их техники и вооружения. Как правило, в заранее подготовленные засады ООНовцы влетали именно по ночам.
Итак, посылать на перехват тревожную группу было нельзя, но что-то предпринять следовало обязательно. Еще не растерявший деятельного заряда и служебного энтузиазма привитого во время учебы лейтенант колебался не больше минуты, по истечении которой, напустив на себя строгий и уверенный вид, потребовал у дежурного радиста связь с полковником Эженом, командовавшим французским батальоном. Несмотря на показную уверенность в своей правоте внутри у лейтенанта все просто выворачивалось от страха. Полковник был известен своим крутым нравом и вряд ли внеплановый подъем среди ночи мог добавить ему хорошего настроения. Однако доложил лейтенант четко и твердо, залпом выпалив в эфир давно подготовленную и обкатанную фразу:
— Господин полковник, в секторе Б-3 постом радиолокационной разведки зафиксировано скрытное передвижение вооруженных людей. По непроверенным данным это сербская диверсионная группа, выдвигающаяся в тыл мусульмано-хорватских формирований. Прошу разрешения на перехват. Докладывал третий дежурный батальона лейтенант Девро.
