Она шагнула вперед и оказалась в неярко освещенном тамбуре – примерно таком, как кабина лифта на четверых. Напротив другая дверь, с теми же приборами и таким же запором. Еще раз – вперед!
Лючана прикрыла за собой дверь. Сразу потемнело, свет снаружи перестал попадать в тамбур. Так. Это действие первое. Сейчас будет и второе: внутренняя откатится, или поднимется, или…
Но никакого «или» не произошло. Вторая дверь отворяться не пожелала.
Лишь коротко недовольно хрюкала, давая понять, наверное, что попытки переупрямить ее затеяны с негодными средствами.
Пришлось показать второй двери спину, чтобы вернуться в коридор. Предпринять, так сказать, тактическое отступление.
Но и оно оказалось невозможным – просто потому, что с этой стороны, изнутри, в двери оказался второй замок, неожиданный. В темноте его было не то что не одолеть, но даже не найти. Отсюда дверь была гладкой пластиной. Не более того.
Мышеловка. И даже без признаков сыра.
Приплыли.
4
Пробираться по сужающейся горловине становилось все сложнее: обломки и обрывки мягких зеленых растений, еще недавно ловивших на поверхности солнечные лучи, чем дальше, тем более плотной массой забивали проход; вскоре протиснуться стало и вовсе невозможно, приходилось прорываться, отгребая, отпихивая зеленый лом себе за спину и стараясь при этом сохранить унискафы в целости и сохранности. Я подумал, что в случае какой-нибудь неприятной неожиданности ни быстро отступить, ни даже хоть как-то сманеврировать не удастся: свободного пространства вокруг просто не оставалось. Но сокамерник мой, этим обстоятельством, видимо, не смущенный или, во всяком случае, не показывавший вида, что обстановка его беспокоит, только и делал, что подгонял:
– Да не спи ты! Шевелись, шевелись! Надо успеть. Если из этой кишки не вылезем, пока он еще не начал молоть, то я за нашу жизнь не дам ни гроша. Так что вкалывай по полной и еще добавь!
Приходилось добавлять, поскольку что бы там ни говорил сосед, но мне и самому представлялись возможные варианты продолжения, и если в нашу пользу был только один, то против – самое малое с полдюжины. Не так-то просто было эти полдюжины нейтрализовать, и причина крылась не только в наших физических возможностях: силенок у наших костюмов хватало и энергии пока еще имелось в достатке, но ход этот менее всего напоминал проторенную, хорошо укатанную дорогу. Первым препятствием, у которого пришлось задержаться, оказалась довольно частая решетка, разумеется, крепкая, металлическая, предназначенная, скорее всего, для задержания камней или каких-нибудь других обломков, которые случайно могли бы засосаться вместе с прочим мусором. Сосед проговорил, раз-другой тряхнув решетку, совершенно безрезультатно:
– Там дальше у них стоит измельчитель с ножами, а за ним – жернова. Поэтому и установлен этот фильтр.
Эта новость мне не понравилась: пробиваться сквозь ножи измельчителя показалось мне делом крайне рискованным, а уж проскользнуть между жерновами – и вовсе невозможным. Угадав мои сомнения, сосед успокоил меня, одновременно изготовив свой дистант:
– Нам они не помешают – мы свернем раньше. Если успеем, конечно. Подайся чуть назад, напарник.
И ударил импульсами, прорубая в решетке достаточно широкое отверстие. Вода вокруг решетки вскипела, стало сначала тепло, потом очень тепло и, наконец, просто жарко. Пришлось включить климатизатор унискафа на охлаждение, как если бы я болтался в пространстве под лучами близкого светила. Прорубать окно пришлось целых шесть минут, время я засек точно, потому что интуиция подсказала мне: если через десять минут мы не окажемся более или менее в безопасности, то мы – в нынешнем нашем виде – вообще больше нигде не окажемся. Сосед опустил наконец вырезанный кусок решетки вниз, убрал дистант на место и сказал мне:
– Давай ты первый.
– Почему это я? Ты вырезал, ты и…
– Давай! – повторил он нетерпеливо. – Я тебя подстрахую, чтобы не зацепился. Сам понимаешь…
Я действительно понял – и, не возражая более, осторожно вплыл в отверстие, жалея, что унискаф не умеет так скорчиваться в нужный миг, как способно на это человеческое тело. Странно, но проплыть мне удалось даже без добрососедской помощи. Оказавшись по ту сторону добра и зла, я встал на ноги и пригласил:
– Пошел, теперь я страхую.
Он проскользнул ловко, словно угорь, похоже, у него были хорошие навыки и вообще опыт в подобных делах, когда выкручиваешься из неприятных ситуаций. Мужик этот вызывал уважение независимо от того, кем он был и на кого работал. Чувствовалась в нем родственная душа, несмотря на его чуждый мне выговор. Я пропустил его вперед; за ним потянулись и обломки, часть которых успела уже свариться. «Интересно, насколько они съедобны», – подумал я, наверное, потому, что голод заявлял о себе все более решительно, а все скудные питательные ресурсы унискафа я как-то незаметно для самого себя успел высосать, еще находясь в воде.
Мы продвинулись метра на три, и луч света от моей нашлемной фары уже осветил впереди нечто, с чем мне не хотелось бы свести тесное знакомство: диски измельчителя с короткими, но от этого не менее грозными ножами. Но всерьез испугаться я не успел: напарник остановился, я наверняка налетел бы на него по инерции, не будь здесь такого давления. Он сказал:
– Если быстро откроем, то я кум королю да и ты тоже.
Его манера говорить показалась мне близкой к теллурской, у нас сейчас стало модным употреблять фольклорные обороты, мы переживали пору очередного интереса к своему прошлому. Я не утерпел:
– Похоже, ты бывал на Теллусе?
– А заметно? – удивился он. – Приходилось, знаешь ли. Хотя и не подолгу. Дела… Слушай-ка, у тебя, вижу, большой инструментальный карман, глянь, нет ли там ключа двадцать, глубина шесть, на пять штырей? Мне далеко лезть, не рассчитали…
– Сейчас.
Я расстегнул трехстворчатый карман, дал подсветку. Нашел ключ без труда. Он был из спецключей, в обычном хозяйстве никчемный. Вот так. Я вынул инструмент, подал ручкой вперед, как полагалось. Он сказал:
– Вот и славно. Сейчас…
И заработал ключом – только локоть мелькал. Я направил свою фару на крышку, с которой он возился: тут его нагрудный фонарь помогал плохо. Шесть фигурных болтов. Один – уже. Второй – наполовину. Тридцать секунд на болт. Я глянул на часы. Две с половиной минуты осталось – ну, еще несколько секунд, микрорезерв. Хотя, конечно, и десять минут, установленный мною срок, достаточно условен…
Я переводил взгляд с одного болта на другой, стараясь хоть взглядом помочь партнеру, – это не так бессмысленно, как некоторым, наверное, показалось. К счастью, работа у мужика спорилась, задержек не возникало.
Когда он заканчивал последний, шестой, болт, корабль слегка дрогнул; это означало остановку – требуемое количество зелени было, надо полагать, наломано и втянуто внутрь. Если сосед был прав, сейчас закрутится шнек, заработают ножи – и тут начнется черт знает что. Но он уже снял крышку, за которой находился тамбур. Забрались. И тут я задал вопрос, уже с минуту досаждавший мне:
– Нижнюю крышку мы сняли – значит, верхнюю хрен откроешь? Все зря? Или рассчитываешь тут отсидеться?
– Не мечтаю, – проворчал он. – Не трепещи, все будет полный ажур.
Он спустился, снова поднялся – на этот раз со снятой крышкой в руке; на ней изнутри были приварены две скобы. Партнер пояснил:
– Изнутри держим за скобы, прижимаем, включаем отсос воды. Крышка прилегает герметично, давление тут сразу уменьшается, а наружное ее держит не хуже болтов.
– Пахнет древностью, – оценил я.
– А это уже местные усовершенствования, – сказал он. – Такие глубинные уборщики сейчас не
