человека.
— Это очень личный вопрос. И он не мой. Я не могу решать. Мы имеем дело с волей очень своеобразного человека, одинокого, странного, ранимого. Он искал родных людей, но, когда нашел, остановился. Понимаешь, не решается приблизиться, нарушить свою и чужую жизнь. Но и оставить их без своей опеки уже не может.
— Дядька с прибабахом.
— Да, но ты знаешь, во сколько оценивается этот «прибабах»?
И они оба залились безудержным, никак не трезвым смехом.
Дина влетела в квартиру.
— Топик, ты не представляешь, что у меня. Давай быстро прошвырнёмся, покушаем и посмотрим.
Пес с готовностью завилял хвостом. Через час он, сытый и помытый, возлежал на подушках, а Дина раскладывала на кровати содержимое шкатулки. Сапфировые серьги с бриллиантами. Такое же колье. Длинное ожерелье из белоснежного жемчуга и короткая нитка черного жемчуга, крупного, отборного, отсвечивающего всеми цветами радуги. Небольшие серьги — звезды из изумрудов. Кулон — сердечко из рубина на необычной золотой цепочке. Серьги очень сложного, филигранного рисунка из белого золота с крупными белыми и черными жемчужинами. Изумрудная капля на золотой нитке. Бусы из разноцветных камней — сапфира, рубина, изумруда, топаза. Серьги из золотистого топаза. Брошь в форме цветка из синего сапфира с желтым посередине. Брошь-кулон — тончайшая золотая роза. Господи! Прямо как та, у Паустовского. Дина стащила к кровати три настольные лампы, зажгла несколько свечей, открыла шкаф в поисках нарядного платья, но ничего достойного не нашла. Попробовала примерять драгоценности с ситцевой ночной рубашкой. Но это вносило комизм в роскошь ситуации. Дина сбросила рубашку. Надела сапфировые длинные серьги и колье, ожерелье из белого жемчуга обернула вокруг талии. Вынула заколку из волос. Близко подошла к большому зеркалу.
На нее томно взглянула глазами, сверкающими ярче сапфиров, прекрасная царевна из сказки. Дина примерила топазы. Они, как множество солнечных зайчиков, пойманных золотой оправой, оттенили смуглые щеки, безупречный овал лица, светлые волосы. Дина надела черный жемчуг и жемчужные серьги. Украшения подчеркнули нежный подбородок, вишневые, изумительной красоты губы. Дина попробовала надеть несколько колец. Но быстро сняла: руки стали шершавыми от хлорки, ногти коротко обрезаны. Она смотрела на них и видела не украшения, а лицо Тамары под убивающим ее пакетом, свои руки, которые никак не могли этот пакет разорвать, пришлось грызть зубами… Бедная, бедная Тамара. Ее бескровное лицо, скорбные губы. Как легко потерять человека, который успел стать близким. Из-за какого-то подонка. Дина вдруг расплакалась — горько, громко, по-детски. Пес подошел, положил лапы ей на плечи и стал нежно слизывать слезы.
Блондин разговаривал с Наташкой за углом салона красоты.
— Я пролетел. Сами виноваты. «Его любой псих грохнет. Надо только косить под ненормального». Я и пошел, как на лоха. А там тигр бешеный, а не мужик. Видишь? — Блондин показал свежие порезы под рубашкой. — Я чудом свалил.
— Ну и что я теперь скажу? Она сейчас там сидит. Бабки принесла.
— Придется ей в другой раз принести. Я все сделаю.
— Ох, Блондинчик, я этого не люблю. Начнет ныть: ты что, хорошего бандита не нашла?
— А ты и плохого не нашла. Я не бандит. Ты это запомни. Не нравлюсь, пусть идет к браткам: они и мужа грохнут, и жену за компанию замочат.
— Я скажу.
Блондин медленно побрел к метро. Он сказал правду. Он не имел отношения ни к одной из банд. Он, можно сказать, был сыном полка. От действительной службы Валентина Надеждина должны были освободить как единственного кормильца матери-инвалида. Но нет у инвалидов денег на освобождение своих детей от службы в армии. Валентин особенно и не противился. Устал от нищей жизни. В армии хотя бы кормят. Но очень быстро понял, что кормят там отнюдь не пирожными. Слишком красивый, слишком белокурый, слишком невинный парень быстро стал любимой игрушкой «стариков». И быть бы ему «девкой» весь срок доблестного служения родине, если бы не редкая физическая сила и независимый нрав. Никто не догадывался долгое время ни о том, ни о другом. Валентин терпел сколько мог, как учила его мать. Но однажды ночью, когда пьяные сержанты разбудили его, вытащили в дежурку, скрутив руки, спустили трусы и поставили на колени, он совершил нечеловеческий рывок, разбросал трех человек, а четвертого схватил за горло. И задушил его за какие-то секунды. Никто не успел выхватить оружие.
Затем, избитый, истерзанный, он сидел в карцере и ждал, когда его отправят в тюрьму или просто пристрелят. Но его привели в кабинет, где сидел чистенький, прилизанный человек в гражданском. Человек встал, протянул ему руку, представился Вячеславом и предложил ему выбор. Надеждин выбрал свободу.
Через несколько дней газеты и радио сообщили о побеге из части четырех вооруженных солдат. Одним из них назвали Валентина Надеждина. Еще через день сообщили, что все пойманы, Надеждин убит при перестрелке. Мать получила извещение, но за телом сына приехать не смогла: слегла. И очень быстро умерла. Валентину сказали об этом, когда он на какой-то хате ждал новых документов. Он очень любил мать, но горя не почувствовал, потому что и сам не ощущал себя живым. По новому паспорту он стал Валентином Карасевым, не служившим в армии по состоянию здоровья. Через некоторое время Карасев получил комнату и прописку в Москве. И работу. Она заключалась в выполнении особых поручений чистенького человека, который просил называть его Князем. А Валентин стал просто Блондином. Убивал он по заказу людей, чаще всего имевших отношение к военному ведомству, как-то помешавших этому ведомству. Для Блондина его представлял Князь. Но Валентин никогда не пользовался оружием. Он умел инсценировать несчастный случай, естественную смерть или самоубийство жертвы, потому и не стал разовым киллером, которого убирают после выполненного заказа. В последнее время ему не везло: две осечки подряд. То ли квалификацию потерял за время отсидки, то ли Наташка все соки выжала.
Глава 13
Галя Боброва раздраженно бросила трубку. Двадцать тысяч, двадцать тысяч! Будто заклинило его на этой сумме. Просто мечта маньяка. А суд, говорит, потребует с вас еще и за моральный ущерб. «А за какой?» — спросила она. «Это, — говорит, — на лечение». Мазь от волдырей он нашел за двадцать тысяч! А ей не нанесен моральный ущерб? Привела в дом мужчину, а тот оказался злобной и жадной скотиной. Конечно, Наташка — девочка проблемная. Конечно, нужно, чтобы она уяснила, какой гадкий поступок совершила. Но, с другой стороны, почему девчонке вся эта ситуация должна была понравиться? Господи боже мой! Если честно, ей, Гале, очень мало удавалось сделать такого, что могло бы понравиться ребенку. Ее распрекрасной Наташке, которую родная мать назвала Зиной.
Галя с детства знала, что замуж не выйдет и детей рожать не станет. Ей с четвертого класса стало понятно то, о чем не догадывались ни ближайшие соседи, ни немногочисленные знакомые в их подмосковном военном городке. Милая, спокойная Галина мама была тяжелым шизофреником. Галя как-то сразу поняла, что взрослые люди не общаются с каким-то, по словам матери, прилетающим карликом столь охотно и постоянно. Галина мама якобы даже в кино с ним ходила (с ее слов). Галя в это время ухаживала за братом, прикованным к инвалидному креслу детским церебральным параличом. То, что все это, скорее всего, объединяется горьким словом «наследственность», Галя очень рано узнала из специальной литературы. А то, что разделить с ней эту беду некому, поняла, когда из семьи ушел отец — настоящий полковник.
Сколько она себя помнила, на ее плечах всегда был тяжелейший груз. Учеба, подработки со средних классов, заботы, связанные с постоянными госпитализациями то мамы, то брата. Она, в общем-то, справилась с поставленными задачами. Получила хорошее образование, стала преподавателем английского
