Он прошел в спальню, облачился в белые брюки, подходящую к случаю рубашку, темно-васильковый блейзер и, придирчиво оглядев себя в зеркало, остался доволен. Как и всякий настоящий мужчина, он рассматривал не лицо, а костюм, чтобы все было «тип-топ». Распространяя несильный аромат дорогого мускусно-лимонного мужского одеколона, он вышел из каюты и запер ее на ключ. В банкетном зале собрались сливки общества. Столики на четыре персоны стояли почти впритык друг к другу, так как гостей было приглашено не менее сотни. Карточки с фамилиями приглашенных указывали места.
Мел увидел Дашу, в сопровождении капитана и старшего помощника направлявшуюся к одному из центральных столиков. По-видимому, она была оставлена мужем на их попечение. На Даше было вечернее маленькое черное платье с заниженной плиссированной мини-юбочкой. На груди была приколота ярко- красная роза.
Оглядев Дашу с ревностью и досадой, Мел, проворчав про себя: «Скажи, какая Кармен нашлась», не мог не признать, что выглядит она замечательно.
Прочитав фамилии на карточках, Мел определил, что с ним сидят женщина и двое мужчин. Когда они подошли к столику, он узнал в даме средних лет управляющую общественным благотворительным фондом, с которой изредка встречался на деловых совещаниях, мужчины были ее подчиненными. Весело шутя на тему разоблачения их инкогнито, они заняли места и стали непринужденно разглядывать зал, который в блеске туалетов, сверкании драгоценностей, открытости улыбок выглядел очень празднично.
Вечер начался с аперитивов, которые разносили официанты, одетые в черные костюмы. Набор вин и последовавших за этим блюд был великолепен. Перед каждым гостем стояло большое блюдо с рыбными закусками: икра обоих видов, суфле из креветок, нежная розовая семга; все это было мастерски украшено свежей зеленью. Когда гости утолили первый голод, поднялся капитан. Он провозгласил тост за всех присутствующих — надежду и движущую силу российской экономики и бизнеса. Голос подтянутого седовласого моряка дрогнул. В зале сидели в основном молодые люди от тридцати до сорока лет, с еще более молодыми женами и подружками. «Как изменилась публика в круизах, подумал он. — „Новые русские“… Есть в них что-то новое, но русское ли?» Как вежливый хозяин, он выпил бокал стоя, до дна. Следующий тост произнес старший помощник. Тост традиционно русский: «за прекрасных дам — украшение праздника»; мужчины пили стоя и целовали руки сидящим рядом женщинам; некоторые, наиболее смелые, подходили с этой целью и к другим столам. Веселье и шум набирали обороты. Где-то между супом-буайес и осетриной на вертеле начались танцы. В дальнем конце зала была небольшая площадка, освещаемая яркими сине-красно-желтыми бликами. Вначале играли быстрые танцы, пока гости еще могли двигаться более-менее слаженно. Мел считал себя слишком громоздким для модных «трясок» и потому оставался за столиком несмотря на настойчивые приглашения его соседки. Один раз, уступив, он все же станцевал с ней западное переложение «казачка», но на самом деле он ждал, когда дамы, которых было заметно меньше, обзаведутся постоянными партнерами и перестанут обращать на него внимание.
Потягивая «бордо», он следил за Дашей. Ее часто приглашали танцевать. Когда она подпрыгивала, он видел мелькание изящных кружев на черных штанишках, составлявших единый ансамбль с плиссированной короткой юбочкой. На Мела медленно, но неумолимо накатывала ярость. Даша принадлежит ему, по крайней мере, на сегодняшний вечер и ночь! Какого черта на нее пялятся эти молодые жеребцы? Черт бы побрал эту гнусную моду! Нет, он должен немедленно увести ее отсюда к себе в каюту, к себе в постель! Немедленно!!!
Заиграли протяжную мелодию. Мел решительно встал и, стараясь сдерживаться, подошел к Даше. Наклонившись в церемонном поклоне, он пригласил ее и, взяв за руку, вывел на площадку. Светски улыбаясь, держа дистанцию, Мел вел Дашу между танцующими и тихо говорил:
— Если я через десять минут не сдерну с тебя эти проклятые штанишки, которые ты всем показываешь, и не задеру эту похабную юбчонку, которая ничего не прикрывает, я трахну тебя на полу, прямо здесь! Я не могу больше сидеть с торчащим членом. Скоро его все заметят…
Даша, скосив глаза вниз, нежно проворковала:
— Успокойся, милый, пока ничего не видно…
— Когда закончится этот танец, — улыбаясь, прорычал он, — ты выйдешь под любым, ты поняла, под любым предлогом и будешь ждать меня в музыкальном салоне четвертой палубы. Я приду за тобой через несколько минут…
— Милый, я дрожу от нетерпения… Я хочу, чтобы ты меня… до смерти затрахал. Мне хочется взять в руку то, что у тебя торчит из-под блейзера. Я жду тебя в салоне… не задерживайся…
Танец закончился; придерживая Дашу за локоть, Мел отвел ее на место и невозмутимо раскланялся. Вернувшись за свой столик, он принялся за невероятно вкусный десерт, который ему хотелось выплюнуть. Вскоре он заметил, как Даша, взяв бисерную черную сумочку, поднялась, что-то сказала, улыбаясь, капитану и, лавируя между столиками, быстро направилась к выходу из банкетного зала.
Выждав несколько минут, Мел поднялся и пошел за ней. Удаляясь от банкетного зала, он убыстрял шаг, а по четвертой палубе уже бежал, дрожа от нетерпения. Ворвавшись в музыкальный салон, он не заметил ее в темноте, но она с коротким счастливым криком бросилась к нему. Молча схватив ее за руку, он почти поволок ее по коридору к своей каюте. Распахнув дверь, он втолкнул ее в просторную гостиную, повернул ключ и, оперевшись спиной о дверь, развернул лицом к себе. Все так же молча, задрал юбочку и молниеносным движением спустил черные штанишки.
— Весь вечер мечтал об этом… Переступи, — приказал Мел и впился поцелуем ей в губы. Пока она переступала через белье и отбрасывала его ногой в сторону, он обнял ее и подтолкнул спиной к креслу.
— Сядь, малышка.
Когда она села, он поднял ее ноги и закинул на подлокотники. Затем встал на колени и застыл на несколько мгновений. Она была в длинных дорогих черных чулках с широкой кружевной резинкой; в обрамлении черных чулок и задравшейся юбочки ее розовая промежность с золотистыми завитками выглядела как раскрывшая створки раковина.
— Как восхитительно ты пахнешь, — простонал он, уткнув голову между ее ног, целуя и лаская языком сокровенные места. Даша, откинувшись на спинку кресла, блаженно улыбалась и нежно перебирала его коротко подстриженные волосы. Подняв голову, он поймал ее губы и забрал их в рот с такой страстью, что Даша вскрикнула; рука его проскользнула в раскрытую глубину и начала нежный массаж. Когда она, по-детски коротко вздохнув, обвила руками его шею, Мел почувствовал такую полноту физического удовольствия, как будто осушил стакан воды в пустыне. Его лихорадочное возбуждение спало, он мог уже спокойнее вбирать ее в себя. Он насыщал ею свое обоняние, осязание и зрение. Он так изголодался за эти несколько дней круиза, когда, имея ее где-то в непосредственной близости, не мог ею обладать, что теперь, ощущая под руками податливое тело, быстро сбросил напряжение, отдавшись любовной игре. В этом он знал толк и обожал процесс подготовки партнерши к восприятию самого себя. Он знал, что язык и пальцы могут заставить женщину раскрыться так, что она забудет всякую сдержанность; когда женщина достигала пика наслаждения, он получал от этого почти такое же удовольствие, как от своего собственного оргазма.
— Теперь я хочу поласкать тебя сзади, — шепнул он, — опустись на пол, девочка.
Она исполнила.
— Как спелые яблоки, нагретые солнцем: гладкие, розовые и теплые, шептал Мел, обцеловывая ее ягодицы и заводя руку между упругими сферами.
Даша, дрожа, взмолилась:
— Милый, я хочу выпустить твоего большого малыша…
— Да… Конечно, выпусти его…
Она повернулась лицом к нему; ее взгляд уперся в мощную вздыбленность в брюках. Тихо засмеявшись, она сказала:
— Малыш просится наружу…
Она потянула молнию, и большой возбужденный член выскочил прямо ей в руки: под брюками не было белья. Вскрикнув, она взяла его в горстку и нежно, как птенца, погладила свободной рукой.
Закрыв глаза, он наслаждался ее движениями.
— Смотри, не разряди меня, девочка. Я хочу кончить в тебе… Давай снимем это пахабное
