голова безжизненно свесилась с терраски. Несколько немцев бросились к дому, достали с крыши сухого камыша и, обложив им дом, подожгли его зажигалками со всех сторон. Подождав, пока разгорится огонь, они вышли со двора, ругаясь и стреляя в воздух из пистолетов.
Я судорожно вцепилась в доски забора. У меня сильно заколотилось сердце, перехватило дыхание… В темноте сеней показался Тудорел. Мигом перемахнув через забор, я бросилась к нему, взяла на руки и хотела было бежать, но в этот момент я услышала шум моторов — машины уже тронулись с места.
Я склонилась над свекровью: она не дышала. При свете пламени, охватившем крышу, были видны ее открытые темные неподвижные глаза. Я с трудом оттащила ее на середину двора… Прибежали соседи с ведрами и топорами. Скоро огонь, яростно пожиравший сухой камыш, был потушен, но через некоторое время в конце села, в той стороне, куда поехали немцы, вспыхнули новые пожары. Люди побежали туда, а я осталась одна с Тудорелом у тела старухи…
Но вот в ворота верхом на лошади влетел мой свекор. Он приехал с поля, увидев пожар. Свекор слез с лошади и застыл на месте, с ужасом переводя взгляд с еще дымившейся крыши на лежащее у моих ног тело жены… Он пришел в себя, лишь когда его лошадь подошла к нам и потянулась мордой к своей мертвой хозяйке. Я взяла сына на руки и молча отошла в сторону, а свекор тяжело опустился на завалинку и закрыл лицо руками.
На другом конце села слышался лай собак, отчаянные крики женщин и детей. Там все еще бушевало пламя, бросая красноватые отблески на вечернее небо…
Когда совсем стемнело, я хотела пойти в поле за Таке, но тут издали вновь послышался приближающийся гул машин… «Опять эти сумасшедшие немцы!» — с испугом подумала я. Мой свекор, все еще неподвижно сидевший на завалинке, вдруг решительно встал. Сделав несколько шагов, он остановился и прислушался. Его нахмуренное, полное лютой ненависти лицо внушало невольный страх. Между бровями пролегла глубокая морщина, пересекающая сверху донизу весь лоб. Из его груди вырвался какой-то тяжелый не то стон, не то вздох. Нагнувшись, он поднял труп жены и осторожно перенес его на завалинку. Потом взял лошадь под уздцы, отвел ее к скирдам сена, а сам направился к воротам с тем же безмолвным спокойствием, которое напоминало готовую вот-вот лопнуть струну, и не спеша закрыл их. Гул машин приближался, сотрясая воздух. Свекор вернулся в дом, порылся в сенях и вышел оттуда с топором в руках. Остановившись на терраске, он потрогал большим пальцем его сверкающее при свете загоревшихся на небе звезд лезвие.
— Бери ребенка и иди в дом, — строго приказал он мне. — А лучше всего беги отсюда куда-нибудь!
Куда же мне бежать?! Я взяла Тудорела на руки и прошла в сени. Свекор некоторое время прислушивался к грохоту машин, которые уже въехали в село. Потом взял топор и, направившись к воротам, проговорил:
— Пусть только кто войдет, башку расколю!
«С ума сошел!» — подумала я и от страха сильнее прижала к груди сына. Свекор стоял у ворот с топором в руке, вглядываясь в темноту сквозь щели створок. Гул машин слышался уже совсем близко. И вдруг их вереница вынырнула из темноты. До нас оставалось четыре дома… три… два… Завизжали тормоза, и головная машина остановилась как раз перед воротами. За ней и другие. Из первой выскочил солдат с винтовкой и бросился в дом. Свекор быстро вскинул топор… Я зажмурилась и, дрожа всем телом, прислонилась к стене.
Но через мгновение я услышала громкий голос.
— Отец!
Я открыла глаза… Мой свекор застыл на месте, занеся топор над головой вошедшего человека. Я дико вскрикнула и пулей вылетела из сеней.
В воротах стоял Штефан.
Я остановилась возле него. У свекра непроизвольно задрожали губы и борода. Руки ослабли, и топор выскользнул из них. Судорожно зарыдав, старик без сил припал к груди Штефана. Тот левой рукой обнял отца, а правой обхватил мои плечи. Потом, увлекая нас за собой, пошел к дому. Наткнувшись на мертвую мать, он остановился, потом бросил взгляд на сгоревшую крышу… И вдруг безудержно зарыдал вместе с нами. В этот момент из сеней выбежал Тудорел и, не дотянувшись до пояса отца, обхватил его ноги.
Высвободившись из объятий Штефана, старик тяжело вздохнул:
— Там немцы, сынок! — он показал на другой конец еще горевшего села. — Немцы, — повторил он тихо.
Штефан вытер глаза, поднял Тудорела, поцеловал и передал его мне на руки. Потом повернулся к советским и румынским солдатам, заполнившим наш двор, и показал им винтовкой в сторону, где горело село. Они поспешно выбежали на улицу.
Я пошла к себе и в воротах столкнулась с Такс. Его подвезли солдаты, приехавшие со Штефаном. Мы остановились. Возвращение Штефана было для меня настолько неожиданным, что я совсем потеряла голову. Таке не вошел с солдатами во двор… Лишь позднее я поняла, что Штефан уже знает, что я не ждала его, что Таке стал моим вторым мужем.
А Таке только проговорил, как всегда, ласково:
— Ну, слава богу, Штефан вернулся!
Я, конечно, была очень рада возвращению Штефана. Но что греха таить: и Таке мне тоже было жаль, мое сердце болело и о нем.
— Пандуром [10] возвратился, — помолчав немного, с некоторой гордостью сказал Такс. — С дивизией Тудора Владимиреску! Знаешь, его тогда русские подобрали и спасли…
На другой стороне села вдруг раздались выстрелы и крики «ура». Мы узнали потом, что наши настигли немцев и уничтожили их. Семерых, что были пойманы, расстреляли тут же, посреди села.
В тот же вечер Штефан вместе с другими пандурами и советскими солдатами двинулся дальше на Бухарест. Расставаясь с ним, я горько плакала, поминутно вытирая глаза платком. Меня смущало, что Штефан ни единым словом не обмолвился о том, что я не ждала его. Поцеловав ребенка, он обнял меня и крепко прижал к своей груди. Почувствовав, как сильно бьется у него сердце, я поняла, что он все еще любит меня. Тогда я осмелилась поднять глаза и спросить:
— Как мы будем жить дальше, Штефан?
— Э, брось! — подбодрил он меня. — Позаботься о сыне! — И снова прижав к своей груди, поцеловал мои глаза, как когда-то до войны. — Решайте вы оба, — добавил он. — Ты и Такс!
А что было решать? В тот же вечер Таке ушел от меня, сунув под мышку узелок со своими пожитками. Всю ночь я проплакала, сама не зная почему. То ли оттого, что вернулся Штефан, то ли оттого, что ушел Таке. Тревожно было у меня на сердце…
Больше я не видела Штефана. Через две недели он погиб в боях с немцами и хортистами в Трансильвании, под Илиени…
С тех пор, когда я вижу Таке, одиноко и грустно бредущего с палкой по улице, я вспоминаю о Штефане и о той проклятой войне, которая принесла нам столько горя. Тогда у меня едва хватает сил прижать к себе головку сына, а слезы сами льются из глаз при мысли о том, как хорошо могли бы мы жить и как много страданий выпало на нашу долю.
Ночное задание (Рассказ офицера)
Полночи провертелся я на жесткой кровати в караульном помещении пограничной заставы, все никак не мог заснуть. За последнее время по ночам к берегу Дуная все чаще и чаще пробивались отряды немецких солдат. Они разрозненными группами уходили от преследования наших частей, намереваясь переправиться через реку и скрыться в Болгарии. Пришлось удвоить число патрулей, прочесывающих прибрежные ивовые заросли, увеличить количество секретов на берегу реки, и все-таки у меня было очень
